Настасья остановилась, повернулась к мужу, пристально посмотрела в его виноватые глаза, проверила: действительно ли виноватые, не ломает ли комедию? Потом поцеловала в лоб, как клюнула, сказала наставительно:
- Никогда не верь снам "из раньше". Они врут. И воспоминания тоже врут. Что было, то было, а все, что было - было хорошо.
- Очень много "было", - машинально заметил Алексей Иванович, имея в виду тавтологию в Настасьином афоризме.
А Настасья Петровна поняла по-своему:
- Верно, много. Но все - наше. Общее. Твое и мое... - и вдруг смилостивилась, пошла на уступку: - Хочешь, я опять Давиду позвоню, скажу, чтоб ничего не делал?
- Позвони, Настасьюшка, прошу тебя. Мне так спокойнее.
И Алексей Иванович почувствовал себя победителем.
Но вот вам парадоксы человеческой психики: Настасья Петровна тоже чувствовала себя победительницей. В самом деле, какая разница: видный, заметный, гениальный, талантливый? Все это - слова. А дело-то давным-давно сделано.
- Выходит, зря путешествовал? - ехидно спросил черт, когда Алексей Иванович, отсмотрев программу "Время", поднялся к себе и привычно умостился в кресле у письменного ветерана-работяги.
- Не зря, - не согласился Алексей Иванович, закуривая тайную вечернюю сигарету и пуская дым прямо в чертячью рожу. Но тот и не поморщился: дым для него - одна приятность. - Спасибо тебе, черт.
- За что? - черт искренне удивился. - Просил вернуть молодость, жаждал остаться на той полянке, а все ж воротился? Как-то не по-фаустовски получается...
- Прожитого не исправишь. А спасибо - за вновь пережитое.
- Как не исправишь? Ты же хотел разрушить музей...
- Поздно, черт. Силы не те, воля не та. Да и музей уже - не только мой.
- Значит, все будет по-прежнему: большой человек, повелитель бумаги?..
- Не трать зря иронию: я себе цену знаю. Сам утверждал: ты - это я. И наоборот.
- Вроде как больная совесть писателя?
- Больная, черт. Ты же вернул мне лишь те мгновения, которые и вспоминать-то больно.
- А приход Настасьи?
- Разве что это... Так она и сейчас со мной.
- Ну а не оставил бы ты ее у себя, ушла бы она тогда?
- Ничего бы не изменилось, черт. Она - это тоже я, только писать не умеет.
- Выходит, будем доживать?
- Много ли осталось?
- Верно, немного, - со вздохом согласился черт. - Только холодно у тебя в музее, - поежился, передернул плечами.
- Хочешь, я лампочку посильнее вверну? - заботливо спросил Алексей Иванович.
- Не надо. Дай-ка мне сигаретку, подымлю с тобой, - щелкнул пальцами между ними возник синий огонек. Черт прикурил, затянулся, пустил дым кольцами. - А ничего табачок, приятный... Так что у нас там с погодой?
- Сам знаешь: циклон. Область низкого давления, обложные дожди, температура - шестнадцать по Цельсию.
- Совсем в этом году лета нет.
- И не говори! Одно расстройство...
Сигаретный дым плавал по комнате, внизу шептал телевизор, ветер раскачивал деревья в саду, космическая станция "Салют" совершала очередной виток вокруг дождливой планеты, где-то в созвездии Кита готовилась вспыхнуть сверхновая, свет от которой, если верить астрономам, дойдет до нас еще очень-очень не скоро.