Роман без героя
Перед занавесом
Чувство глубокойгрустиохватываетКукольника,когдаонсидитна
подмостках и смотрит на Ярмарку, гомонящую вокруг. Здесьедятипьютбез
всякой меры, влюбляются и изменяют, кто плачет, а кто радуется; здесь курят,
плутуют, дерутся и пляшут под пиликаньескрипки;здесьшатаютсябуяныи
забияка, повесы подмигивают проходящим, женщинам, жулье шныряет по карманам,
полицейские глядят в оба, шарлатаны (не мы, адругие,-чумаихзадави)
бойко зазывают публику; деревенскиеолухитаращатся,намишурныенаряды
танцовщиц и на жалких, густо нарумяненных старикашек-клоунов, между темкак
ловкие воришки, подкравшись сзади,очищаюткарманызевак.Да,вотона,
Ярмарка Тщеславия; местонельзясказатьчтобы,назидательное,дажне
слишком небелое, несмотря на царящий вокруг шум и гам. Апосмотритевына
лица комедиантов и шутов, когда они не заняты делам и Том-дурак, смыв со щек
краску, садится полдничать со своейженойималенькимглупышкойДжеком,
укрывшись, за серой холстиной. Но скоро занавесподнимут,ивотужеТом
опять кувыркается через голову и орет во всю глотку: "Наше вам почтение!"
Человек, склонный к раздумью, случись ему бродить потакомугульбищу,
небудет,яполагаю,чересчурудрученнисвоим,ничужимвесельем.
Какой-нибудь смешной или трогательный эпизод, бытьможет,умилитегоили
позабавит:румяныймальчуган,заглядевшийсяналотокспряниками;
хорошенькая плутовка, краснеющая отлюбезностейсвоегокавалера,который
выбирает ей ярмарочный подарок; или Том-дурак - прикорнувший позадифургона
бедняга сосет обглоданную кость в кругу своей семьи,котораякормитсяего
скоморошеством. Но все же общее впечатление скорее грустное, чем веселое. И,
вернувшись домой, вы садитесь, всеещепогруженныйвглубокиедумы,не
чуждые сострадания к человеку, и беретесь за книгу или за прерванное дело.
Вот и вся мораль, какуюяхотелбыпредпослатьсвоемурассказуо
Ярмарке Тщеславия. Многие самого дурного мнения о ярмарках исторонятсяих
со своими чадами и домочадцами; быть может, они иправы.Нолюдидругого
склада, обладающие умом ленивым, снисходительным илинасмешливым,пожалуй,
согласятся заглянуть к нам на полчаса и посмотреть напредставление.Здесь
ониувидятзрелищасамыеразнообразные:кровопролитныесражения,
величественные и пышные карусели, сцены из великосветской жизни, а такжеиз
жизни очень скромных людей, любовные эпизоды длячувствительныхсердец,а
также комические, влегкомжанре,-ивсеэтообставленоподходящими
декорациями и щедро иллюминовано свечами за счет самого автора.
ЧтоещеможетсказатьКукольник?Развелишьупомянутьо
благосклонности, с какойпредставлениебылопринятововсехглавнейших
английских городах, гдеонопобывалоигдеонемвесьмаблагоприятно
отзывалисьуважаемыепредставителипечати,атакжеместнаязнатьи
дворянство.
Он гордитсятем,чтоегомарионеткидоставилиудовольствие
самому лучшему обществу нашего государства. Знаменитая кукла Беккипроявила
необычайную гибкость в суставах и оказалась весьма проворнойнапроволоке;
кукла Эмилия, хоть и снискавшая куда болееограниченныйкругпоклонников,
все жеотделанахудожникомиразодетасвеличайшимстаранием;фигура
Доббина, пусть и неуклюжаясвиду,пляшетпреестественноипрезабавно;
многим понравился танецмальчиков.Авот,обратитевниманиенабогато
разодетую фигуру Нечестивого Вельможи, на которуюмынепожалелиникаких
издержек и которую в конце этого замечательного представления унесет черт.
Засим, отвесив глубокий поклон своим покровителям, Кукольник уходит,и
занавес поднимается.
Лондон, 28 июня 1848 г.
ГЛАВА I
Чизикская аллея
Однажды, ясным июньским утром,когданынешнийвекбылещезеленым
юнцом, к большим чугунным воротам пансиона длямолодыхдевицподначалом
мисс Пинкертон, расположенного на Чизикской аллее,подкатиласоскоростью
четырехмильвчасвместительнаясемейнаякарета,запряженнаяпарой
откормленных лошадей в блестящей сбруе, с откормленным кучером в треуголке и
парике. Как только экипаж остановилсяуярконачищенноймеднойдоскис
именем миссПинкертон,чернокожийслуга,дремавшийнакозлахрядомс
толстяком кучером, расправил кривые ноги, и не успел ондернутьзашнурок
колокольчика, как, по крайней мере, два десятка юныхголовоквыглянулоиз
узких окон старого внушительного дома. Зоркий наблюдатель мог бы даже узнать
красный носик добродушной мисс Джемаймы Пинкертон, выглянувший из-за горшков
герани в окне ее собственной гостиной.
- Это карета миссис Седли, сестрица, - доложила мисс Джемайма. - Звонит
чернокожий лакей Самбо. Представьте, на кучере новый красный жилет!
- Вы закончили все приготовления к отъезду мисс Седли, мисс Джемайма? -
спросила мисс Пинкертон, величественная дама-хэммерсмитскаяСемирамида,
друг доктора Джонсона, доверенная корреспондентка самой миссис Шапон.
- Девочки поднялись в четыре утра, чтобы уложить ее сундуки,сестрица,
- отвечала мисс Джемайма, - и мы собрали ей целый пук цветов.
- Скажите "букет", сестра Джемайма, так будет благороднее.
- Ну, хорошо, пукет, и очень большой, чуть ли не с веник. Я положилав
сундук ЭмилиидвебутылкигвоздичнойводыдлямиссисСедлиирецепт
приготовления.
- Надеюсь, мисс Джемайма, вы приготовили счет мисс Седли? Ах,вотон!
Очень хорошо! Девяносто три фунта четыре шиллинга. Будьтедобрыадресовать
ею Джону Седли, эсквайру, и запечатать вот эту записку, которуюянаписала
его супруге.