Именно этого момента с нетерпением ожидал экипаж корабля, уставший после трех лет скуки в тесноте замкнутого пространства.
Как непохожи они были друг на друга - космические пираты, отбросы общества Ксермины и напыщенные толстосумы Бешваны. Единственное, что было у них общего, так это неуемная алчность. Именно она не давала этим двум семействам перегрызть друг другу глотки.
Ксермины отвечали за космическую часть проекта, Бешваны - за его организацию и финансовую сторону. И все же на корабле то и дело вспыхивали конфликты, и чаще всего в семье Бешванов, состоявшей из супругов Прамода и Ритиллы и их единственной девятнадцатилетней дочери Пандамон. Иметь одного ребенка, тем более дочь, было весьма необычным явлением в том круге, к которому принадлежали Прамод и Тилли. Ведь супруги строго придерживались священного индуистского канона, согласно которому рождение дочери не шло ни в какое сравнение с рождением сына.
Поэтому в глазах Прамода Панди была всегда чем-то ненужным, да и мать, как правило, держалась с дочерью подчеркнуто холодно. Тем не менее безразличие и даже враждебность родителей не испортили характера Панди. Она была спокойной, даже умиротворенной, хотя и немного меланхоличной девушкой.
Когда ее мать Ритилла впадала в ярость, то начинала пронзительно кричать. Пока она кричала, дочь замыкалась в себе. Упрямство Панди постоянно выводило Тилли из себя, и она выливала на голову девушки поток оскорблений, отрекаясь от несчастной и проклиная ее и те беды, что Панди принесла с собой в семью.
Такие сцены неизменно заканчивались для Панди долгим, бередящим душу разговором с отцом в его кабинете. Где бы Прамод ни жил, он всегда обзаводился собственным кабинетом, где мог в любую минуту найти убежище от вульгарности материального мира, населенного женщинами.
Подобную беседу Прамод обычно начинал, сидя за столом. Потом, на третьей или четвертой минуте разговора, Прамод вскакивал из-за стола и принимался кричать и размахивать перед носом непокорной дочери пальцем. Его бесило нежелание Пандамон серьезно воспринимать его внушения.
Последний скандал разгорелся из-за розовых носков, злосчастных розовых носков, которые девушка оставила в душевой. Тилли была фанатичной приверженицей чистоты и аккуратности и к тому же ортодоксальной индуисткой. Розовые носки противоречили представлениям матери Панди о приличиях и действовали на нее, как красная тряпка на быка.
И вот теперь Панди сидела на резном бомбейском стуле ручной работы, а Прамод, склонившись, стоял рядом и махал пальцем прямо перед ее носом.
- Ты же знаешь, что мама вовсе не собиралась ущемлять твоих чувств, она просто расстроилась. Она не переносит одежды, которую ты носишь, и тебе прекрасно это известно. Я просто не понимаю, почему ты не носишь сари. У мамы забот и так хватает, а ты их ей еще прибавляешь. Мы изо всех сил бьемся, пытаясь выбраться из этой захолустной системы, а ты нам совсем не помогаешь.
- Она же ненавидит меня! - процедила Панди сквозь стиснутые зубы. - Ты не представляешь, что это такое, когда собственная мать тебя ненавидит. Я считаю, она не имеет права говорить мне подобные вещи.
Прамод уставился на дочь своим обычным взглядом, являющим собой смесь недоумения и отвращения. Кто бы знал, как он ненавидит все эти бесконечные скандалы, когда женщины кричат и ссорятся, а потом обиженно молчат и плачут долгими часами. Но вот уже три года ему некуда деваться от всего этого ровно столько, сколько он провел в запретном поясе астероидов звездной системы Барзан, охотясь за призрачными сокровищами.
Прамод заставил себя понизить голос и не дать волю рукам, коими имел обыкновение размахивать, впадая в ярость.
- Выслушай меня, дорогая.
Когда же ты наконец поймешь, что все это является следствием нашей нелегкой жизни? Мы с мамой к ней не приспособлены. Ведь мама - художница, и поэтому любая мелочь действует ей на нервы. Ты же знаешь, как обстоят наши дела. Вот уже три года мы пытаемся вернуть себе былое богатство. Нам необходимо возвратиться назад в систему Ноканикус, откуда мы родом - твоя мама и я.
- А меня вполне устраивает Саскэтч. - Панди расправила ладонями складки на узких шароварах.
- Твоя мама терпеть не может, когда ты говоришь, как эти белолицые фигляры. Ты же не такая, как они. Ты чистокровная индуска! Ты принадлежишь к особой касте. Это же священная честь! Это, в конце концов, твой долг!
Лицо Прамода походило на сердитую коричневую луну. Он выпрямился и теперь возвышался над Панди всеми своими шестью футами.
Дочь отказывалась внимать его доводам.
- Ты ведь из рода Марвар-Бешванов! - не выдержал Прамод, срываясь на крик. - У тебя есть обязательства перед Готрой.
- Мне это совершенно безразлично, я никому ничем не обязана. Мне нравится жить на Саскэтче, и я не хочу возвращаться с вами в систему Ноканикус.
Несколько секунд девушке казалось, что ее милейший отец-эгоист вот-вот ударит ее. Он занес было руку, сжал пальцы в кулак и снова разжал их. А затем, издав громкий стон, опустил руку. Панди даже не шелохнулась.
- Прекрасно, - произнес Прамод таким голосом, будто принял для себя какое-то жизненно важное решение. - Я обо всем позабочусь. Если ты желаешь остаться в этой варварской системе, пожалуйста! Мы выделим тебе твою долю, и когда наше путешествие закончится, тебе будет на что жить первое время.
- Спасибо, папочка, огромное тебе спасибо. Ты просто не представляешь, какую огромную радость мне это доставит.
Прамод холодно взглянул на дочь:
- Надеюсь, ты понимаешь, это означает, что мы друг друга больше не увидим - всю нашу жизнь до следующего перерождения. Если мы улетим на Ноканикус, оттуда мы больше не вернемся. Ты будешь здесь одна, Панди, ты девушка-индуистка на планете нечистых белолицых и желтых.
- Мне все равно, - стояла на своем Панди.
Прамод в отчаянии воздел вверх свои длинные, костлявые руки.
- Моя дочь, продолжательница рода Марваров, отрекается от своей касты и будет осквернена, лишившись дарованной ей чистоты! - Прамод сжал виски ладонями, словно пытаясь унять боль. - Мне просто страшно подумать о том, до чего мы дожили. Мне даже начинает казаться, что твоя мама права: лучше бы ты вообще не появлялась на свет!
Панди промолчала. Ей никогда не хотелось быть такой, как ее родители. Ее не интересовал Священный канон индуизма - все эти церемонии, ношение кастовой отметки, философия чистоты и джати, смешанный со стремлением к нирване для единения с Брахмой. Нет, это никогда не трогало сердца девушки, которое с самой первой минуты открылось навстречу новой жизни в Беливо-Сити, столице саскэтчской колонии. Веселая, естественная жизнь, бьющая ключом вне стен ее дома, превращала для Панди все эти тысячелетние семейные устои в сущую бессмыслицу.
После разговора с дочерью Прамод был готов расплакаться от тщетности своих попыток наставить ее на путь истинный. Что за неисправимый ребенок!
- Панди, если бы ты знала, как разрывается мое сердце, когда я пытаюсь воспитывать тебя!
Панди улыбнулась и прижала ладони к коленям:
- Я совершенно уверена, что была для вас нежеланным ребенком, папочка!
- Не смей так говорить!
- Почему же? Ведь это так. Вы никогда не хотели иметь дочь. Мама родила меня только потому, что хотела досадить тебе. Она обвиняла тебя в том, что ты пустил на ветер все состояние, и вам пришлось перебраться на Саскэтч.