Но на сей раз – и это впервые, – когда наступает очередь самца, он, прежде чем отреагировать, ждет появления сигналов на табло.
Тогда в звуконепроницаемой перегородке проделывают отверстие, которое дает нашей паре возможность переговариваться. Тесты повторяют снова, и снова самец их опережает. Таким образом, он был проинформирован именно благодаря звукам, издаваемым самкой. (Бурное оживление). Все происходит так, как если бы самка, нажимая на разные планки, говорила мужу, который не может ее видеть: «Я нажимаю на левую планку, потом на правую, затем на среднюю и опять на правую – поскорей делай то же самое, потому что по окончании серии ты получишь рыбу…» (Смех и умиление).
Если подобная коммуникация имеет место, а предполагать, что ее не существует, просто невозможно, если она включает столь отвлеченные понятия, как «правая сторона», «левая сторона», «середина», то ее осуществление возможно лишь с помощью настоящего языка
Миссис Джеймсон села. Воцарилась тишина, она ничем не нарушалась, становилась тягостной. Слушательницы перешептывались, покашливали, переглядывались. Сидящая в первом ряду несколько угловатая девушка в больших роговых очках пристально разглядывала профессора Севиллу.
– Я сама подам пример, – медоточивым голосом сказала миссис Джеймсон, словно ей было невдомек, что все ждут, чтобы она первой задала вопрос. – Мистер Севилла, – продолжала она, повернув к нему лицо с отвисшей нижней губой, – вы рассказывали об океанариумах и об успехе ревю с дельфинами. Вы сказали также, что океанариумов в Соединенных Штатах много. Полагаю, это прибыльные предприятия?
– Весьма прибыльные, – ответил Севилла, и в глубине его глаз мелькнул лукавый огонек. – Мне, например, известно, что в этом году оборот одного океанариума составил четыре миллиона долларов. Разумеется, общие расходы тоже значительны.
Разумеется, общие расходы тоже значительны. Нужно время и терпенье, чтобы подготовить программу, привлекающую публику. Публике надоело все, даже дельфины.
Угловатая девушка подняла руку, но южанка ее опередила.
– Мистер Севилла, – спросила она, кокетливо повернув к нему свое прелестное лицо и прищурив глаза, – можно ли держать дельфина в частном бассейне?
– Можно, если ваш бассейн обогревается.
– А как же быть с морской водой?
– Вы можете купить морские соли и растворить их в вашем бассейне. Все дело только в пропорциях.
– А сколько стоит дельфин?
– В Нью‑Йорке тысячу двести долларов наличными.
– Да ведь это же пустяк! – воскликнула южанка, причем в ее тоне к удивлению примешивалось разочарование.
Севилла улыбнулся.
– Содержать дельфина все‑таки хлопотное дело, – успокаивающе заметил он. – На мой взгляд, необходимо иметь специального человека, чтобы тот постоянно занимался дельфином. Без этого дельфин скучает и чахнет. Если только вы не купите пару.
– Это возможно?
– Конечно. Однако если у вас есть дети, то предупреждаю вас, что в брачный период дельфинов они могут оказаться свидетелями весьма откровенных зрелищ.
Миссис Джеймсон заморгала, угловатая девушка подняла руку, но южанка продолжала расспросы:
– У кого же можно купить пару дельфинов?
– У специалистов, которые их ловят.
– Не могли бы вы дать мне их адрес?
– Я… у меня нет его при себе, – солгал Севилла. Он переменил позу и безразличным голосом продолжал: – Но если вы мне позвоните завтра утром, я вам его сообщу. Мой номер – в телефонной книге.
Южанка медленно опустила ресницы, а миссис Джеймсон сжала толстые губы, «Эта парочка сговаривается, и прямо у меня на глазах! Вот скоты! – с презрением подумала она. – Скоты, все, все…»
Дама лет пятидесяти с волосами цвета красного дерева подняла руку и спросила:
– Значит, дельфин становится домашним животным?
Севилла с симпатией посмотрел на свою собеседницу. Если даже он говорил для нее, одной, он не потерял времени даром.
– Ваш вопрос очень интересен, однако, прежде чем ответить на него, следовало бы попытаться определить, что такое домашнее животное.
– Ну что ж, попытаемся, – с увлечением ответила дама. – Назовем домашним животное, которое соглашается получать пищу из рук человека.
– Ваше определение не годится, – сказал Севилла. – В неволе почти все животные, включая льва, тигра, удава, принимают пищу от человека. Я бы называл животное домашним только в том случае, если оно соглашается, чтобы люди им руководили. Именно этим домашнее животное отличается от укрощенного. Укрощенное животное поддерживает отношения с укротителем, но только с ним одним, и отношения эти не надежны, подвержены всевозможным неизбежным случайностям. Кроме того, есть различные ступени одомашнивания. Взять, к примеру, корову и быка: корова одомашнена на сто процентов, однако с быком по‑прежнему очень трудно справляться. Поэтому одомашнивание, на мой взгляд, – это возможность безопасно обращаться с животным.
– Мне кажется, – сказала дама с волосами цвета красного дерева, – что под это определение подходит также и прирученное животное.
Севилла подумал.
– Прирученное животное – это всегда одна особь. Одомашнивание – приручение целого вида.
– В таком случае, – живо возразила дама, – дельфины еще не домашние животные, раз большая часть их остается дикими.
– Да, но в неволе, – сказал Севилла, с интересом глядя на нее, – все они сразу же становятся очень дружелюбными.