– Нахар окружен пятью государствами, не имеющими столь обширных свободных территорий. Соседи вряд ли откажутся от возможности установить над частью или даже над всей колонией свой контроль.
– А кто поддерживает местных революционеров?
Падма резко отвернулся к окну и несколько мгновений молча и сосредоточенно изучал проплывающий под нами ландшафт. Пожалуй, было бы большим нахальством предполагать, что моя своеобразная внешность, невольно подталкивающая людей к откровенности, сможет оказать подобное воздействие на экзота. Но сейчас, правда лишь на мгновение, я снова испытал то знакомое чувство готовности собеседника доверить мне глубоко сокровенное.
– Извини меня, – наконец нарушил молчание Падма. – Наверное, из‑за возраста, но в последнее время я ловлю себя на мысли, что часто думаю об окружающих как о маленьких детях.
– Сколько же вам лет?
Он улыбнулся:
– Я стар... и продолжаю стареть.
– В любом случае я недостоин ваших извинений. Согласитесь, было бы нелепо ожидать, что пограничные страны не примут участия в революционных событиях, происходящих вблизи их рубежей.
– Разумеется, – подтвердил Падма. – Но как ни плохо сейчас в Нахаре, страну ждут страшные времена, если революция закончится успешно. Когда победители начнут борьбу за власть, страна превратится в груду дымящихся развалин. Соседи выжидают и готовятся к тому благоприятному моменту, когда можно будет начать вторжение и извлечь для себя максимум выгод. И ты был абсолютно прав, когда упомянул планетарный комитет. Политики работают, но слишком серьезные задачи стоят сейчас перед ними.
– Но тогда кто подогревает эту угрожающую ситуацию?
– Уильям. – Падма смотрел прямо мне в глаза, и, наверное, в первый раз за все время беседы я ощутил истинную силу гипнотизирующего взгляда его карих глаз. Настолько умиротворенно было его лицо, что казалось, именно глаза вместили в себя всю его жизненную силу, и только по ним можно было догадаться, какие страсти бушевали в душе этого старого человека.
– Уильям? – переспросил я.
– Да, Уильям с Сеты.
– Все правильно. – Я вспомнил, что уже слышал это имя. – Если я не ошибаюсь, именно он владеет этой планетой?
– Наверное, не совсем будет правильно сказать – владеет. Он контролирует большую часть этой планеты, а также множество других миров. Но не все находится в его руках – даже здесь, на Сете. Вот тебе один пример: нахарские ранчеры в сделках с Уильямом, забывая внутренние распри, всегда выступают единым фронтом, и все его попытки внести в их ряды раскол и установить полный контроль над Нахаром до сей поры заканчивались неудачей. Его влияние здесь весьма ограниченно и существует лишь благодаря ловкому манипулированию внешними силами, с которыми приходится иметь дело ранчерам.
– Так значит, он – главный идеолог революции?
– Да.
Только теперь я понял, что именно происки Уильяма привели Падму в эту, некогда «тихую обитель». Экзоты всегда преувеличенно серьезно относились к той части онтогенетики, которая занималась изучением взаимодействия социальных слоев общества и ее отдельных личностей; а Уильям, как один из современных «потрясателей устоев» с его махинациями и интригами, безусловно, попадал в сферу их самого пристального внимания.
– Все это понятно, но интересов Дорсая, если не считать сложностей с контрактом Гримов, происходящее, по большому счету, не затрагивает.
– Не совсем так, – возразил Падма. – Уильям – личность, безусловно, незаурядная – знает, как одним камнем подбить две, а при удачном стечении обстоятельств – пятьдесят птиц. Непосредственно сам или через своих доверенных лиц он собирает отряды «солдат удачи» – наемников.
Непосредственно сам или через своих доверенных лиц он собирает отряды «солдат удачи» – наемников. События в Нахаре могут подорвать репутацию военных с Дорсая.
– Понимаю... – начал я и замер на полуслове, потому что неожиданно корпус аэробуса задрожал, как от сильного удара.
– Вниз, быстро! – крикнул я и потащил Падму на пол, подальше от окна аэробуса. Тут проявилось еще одно замечательное качество экзотов: они безоговорочно доверяют профессионалам – людям, знающим свою работу. Он послушно подчинился мне, не проронив ни единого слова.
– Что это было? – спросил он через некоторое время, все еще продолжая неподвижно лежать на том месте, куда я его пристроил.
– Нас пытались сбить, – коротко бросил я. – Пожалуйста, оставайтесь внизу.
Пригибаясь, я пробежал по проходу, открыл дверь пилотской кабины и переступил ее порог. Как по команде, головы Аманды и Мигеля повернулись в мою сторону, их лица были встревожены.
– Кто это охотится за нами? – спросил я Мигеля.
В ответ он лишь пожал плечами:
– Не знаю. Здесь, в Нахаре, ожидать можно чего угодно, а сделать это мог кто угодно. Революционер или тот, кто терпеть не может дорсайцев, экзотов, а возможно, и меня. Наконец, это мог быть пьяница, наркоман или «герой», показывающий свою молодецкую удаль.
– И при этом имеющий боевое оружие, – добавил я.
– Ну, это не проблема, – усмехнулся Мигель. – Сейчас трудно найти в Нахаре человека невооруженного, и большинство из них, законно или не очень, владеют настоящим оружием.
Кивком головы Мигель показал на ветровое стекло.
– Во всяком случае, мы уже почти прибыли.
Я прижался лицом к стеклу иллюминатора. Гебель‑Нахар – правительственная резиденция колонии, сверху выглядела как цепочка соединенных между собой строений, спускающихся до середины склона невысокой горы. В ярком солнечном свете он напоминал бы модный курорт, построенный на сбегающих вниз по крутому склону открытых террасах, если бы каждая терраса не упиралась в глухую стену, представлявшую собой мощное фортификационное сооружение, оснащенное тяжелой артиллерией. Имея хорошо обученный гарнизон, Гебель‑Нахар, по крайней мере, был неприступен для атакующих с равнины.
– А что по ту сторону? – поинтересовался я.
– Отвесная скала с вырубленными площадками для тяжелых орудий. К орудиям ведут прорытые в горе туннели, – ответил Мигель. – На их строительство ранчеры не поскупились. Если действительно станет жарко, и они, и вся их родня сбегутся под защиту этих орудий.
Не успел он договорить, как наш аэробус мягко заскользил по взлетной полосе. Оставив пилотскую кабину, мы присоединились к Падме и уже через несколько мгновений один за другим спустились на гладкий бетон.
– Совершенно не могу понять, что происходит, – озадаченно произнес Мигель, удивленный необычной тишиной, царившей вокруг.
Не двигаясь с места, мы настороженно озирались, готовые в случае опасности возвратиться в аэробус и немедля снова подняться в воздух.
Громкий крик заставил всех нас резко повернуться. За криком послышался топот ног, а еще через мгновение на взлетную полосу выбежал солдат в зелено‑красной униформе нахарской армии с нашивками музыкантской команды и с болтающимся на боку энергоружьем. Добравшись до аэробуса, он остановился напротив нас, покачиваясь и с трудом переводя дух.
– Сэр... – Воздух со свистом вырывался из его натруженных легких. – Ушли...
Мы молча ждали, когда солдат восстановит дыхание, и действительно, через несколько секунд он предпринял новую попытку на архаичном испанском объяснить, какое чрезвычайное происшествие заставило его так бежать и так запыхаться.