Для других быть образованным - значит выкрасть завещание и прослыть честным, всеми любимым и уважаемым человеком, но отнюдь не в том, чтобы стянуть часы (да еще вторично и при пяти отягчающих вину обстоятельствах), а затем, возбуждая всеобщую ненависть и презрение, отправиться умирать на Гревскую площадь.
- Натан останется?
- Э, его сотрудники - народ неглупый!
- А Каналис?
- Это великий человек, не будем говорить о нем.
- Вы пьяны!
- Немедленное следствие конституции - опошление умов. Искусства, науки, памятники - все изъедено эгоизмом, этой современной проказой. Триста ваших буржуа, сидя на скамьях Палаты, будут думать только о посадке тополей.
Деспотизм, действуя беззаконно, совершает великие деяния, но свобода, соблюдая законность, не дает себе труда совершить хотя бы самые малые деяния.
- Ваше взаимное обучение фабрикует двуногие монеты по сто су, - вмешался сторонник абсолютизма. - В народе, нивелированном образованием, личности исчезают.
- Однако не в том ли состоит цель общества, чтобы обеспечить благосостояние каждому? - спросил сен-симонист.
- Будь у вас пятьдесят тысяч ливров дохода, вы и думать не стали бы о народе. Вы охвачены благородным стремлением помочь человечеству?
Отправляйтесь на Мадагаскар: там вы найдете маленький свеженький народец, сенсимонизируйте его, классифицируйте, посадите его в банку, а у нас всякий свободно входит в свою ячейку, как колышек в ямку. Швейцары здесь - швейцары, глупцы - глупцы, и для производства в это звание нет необходимости в коллегиях святых отцов.
- Вы карлист <см. Комментарии в конце текста>!
- А почему бы и нет? Я люблю деспотизм, он подразумевает известного рода презрение к людям. Я не питаю ненависти к королям. Они так забавны!
Царствовать в Палате, в тридцати миллионах миль от солнца, - это что-нибудь да значит!
- Резюмируем в общих чертах ход цивилизации, - говорил ученый, пытаясь вразумить невнимательного скульптора, и пустился в рассуждения о первоначальном развитии человеческого общества и о первобытных народах:
- При возникновении народностей господство было в известном смысле господством материальным, единым, грубым, впоследствии, с образованием крупных объединений, стали утверждаться правительства, прибегая к более или менее ловкому разложению первичной власти. Так, в глубокой древности сила была сосредоточена в руках теократии: жрец действовал и мечом и кадильницей.
Потом стало два высших духовных лица: первосвященник и царь. В настоящее время наше общество, последнее слово цивилизации, распределило власть соответственно числу всех элементов, входящих в сочетание, и мы имеем дело с силами, именуемыми промышленностью, мыслью, деньгами, словесностью. И вот власть, лишившись единства, ведет к распаду общества, чему единственным препятствием служит выгода. Таким образом, мы опираемся не на религию, не на материальную силу, а на разум. Но равноценна ли книга мечу, а рассуждение - действию? Вот в чем вопрос.
- Разум все убил! - вскричал карлист. - Абсолютная свобода ведет нации к самоубийству; одержав победу, они начинают скучать, словно какой-нибудь англичанин-миллионер.
- Что вы нам скажете нового? Нынче вы высмеяли все виды власти, но это так же пошло, как отрицать бога! Вы больше ни во что не верите. Оттого-то наш век похож на старого султана, погубившего себя распутством! Ваш лорд Байрон, дойдя до последней степени поэтического отчаяния, в конце концов стал воспевать преступления.
Оттого-то наш век похож на старого султана, погубившего себя распутством! Ваш лорд Байрон, дойдя до последней степени поэтического отчаяния, в конце концов стал воспевать преступления.
- Знаете, что я вам скажу! - заговорил совершенно пьяный Бьяншон. - Большая или меньшая доза фосфора делает человека гением или же злодеем, умницей или же идиотом, добродетельным или же преступным.
- Можно ли так рассуждать о добродетели! - воскликнул де Кюрси. - О добродетели, теме всех театральных пьес, развязке всех драм, основе всех судебных учреждений!
- Молчи, нахал! Твоя добродетель-Ахиллес без пяты, - сказал Бисиу.
- Выпьем!
- Хочешь держать пари, что я выпью бутылку шампанского единым духом?
- Хорош дух! - вскрикнул Бисиу.
- Они перепились, как ломовые, - сказал молодой человек, с серьезным видом поивший свой жилет.
- Да, в наше время искусство правления заключается в том, чтобы предоставить власть общественному мнению.
- Общественному мнению? Да ведь это самая развратная из всех проституток! Послушать вас, господа моралисты и политики, вашим законам мы должны во всем отдавать предпочтение перед природой, а общественному мнению - перед совестью. Да бросьте вы! Все истинно - и все ложно! Если общество дало нам пух для подушек, то это благодеяние уравновешивается подагрой, точно так же как правосудие уравновешивается судебной процедурой, а кашемировые шали порождают насморк.
- Чудовище! - прерывая мизантропа, сказал Эмиль Блонде. - Как можешь ты порочить цивилизацию, когда перед тобой столь восхитительные вина и блюда, а ты сам того и гляди свалишься под стол? Запусти зубы в эту косулю с золочеными копытцами и рогами, но не кусай своей матери...
- Чем же я виноват, если католицизм доходит до того, что в один мешок сует тысячу богов, если Республика кончается всегда каким-нибудь Наполеоном, если границы королевской власти находятся где-то между убийством Генриха Четвертого и казнью Людовика Шестнадцатого, если либерализм становится Лафайетом <см. Комментарии в конце текста>?
- А вы не обнимались с ним в июле?
- Нет.
- В таком случае молчите, скептик.
- Скептики - люди самые совестливые.
- У них нет совести.
- Что вы говорите! У них по меньшей мере две совести.
- Учесть векселя самого неба - вот идея поистине коммерческая!
Древние религии представляли собою не что иное, как удачное развитие наслаждения физического; мы, нынешние, мы развили душу и надежду - в том и прогресс.
- Ах, друзья мои, чего ждать от века, насыщенного политикой? - сказал Натан. - Каков был конец "Истории короля богемского и семи его замков" <см. Комментарии в конце текста>- такой чудесной повести!
- Что? - через весь стол крикнул знаток. - Да ведь это набор фраз, высосанных из пальца, сочинение для сумасшедшего дома.
- Дурак!
- Болван!
- Ого!
- Ага!
- Они будут драться.
- Нет.
- До завтра, милостивый государь!
- Хоть сейчас, - сказал Натан.
- Ну, ну! Вы оба - храбрецы.
- Да вы-то не из храбрых! - сказал зачинщик, - Вот только они на ногах не держатся.