– Но полагаю, что миниатюрная плазменная бомба, которую мы собираемся вживить в основание твоего черепа и которую я смогу в любой момент взорвать с любого расстояния в пределах двадцати световых лет, заставит тебя быть несколько более осмотрительным. – Он помолчал. – Ну так что? Мы договорились?
Долгую минуту Индеец пристально смотрел на него, затем кивнул:
– Да, договорились, подонок.
– Ярко слишком, – пожаловался он, сощурившись.
– Это потому, что твои зрачки расширены. Через минуту или две они адаптируются.
– Что, операция закончилась? – спросил Индеец.
– Да. Как ты себя чувствуешь?
– Так, словно у меня был недельный запой. Все тело ломит, и голова болит.
– Нам пришлось изрядно повозиться с твоей головой. Осмотри комнату.
Индеец сделал, как ему велели, и обнаружил, что находится в просторной палате. Медсестра, одетая во все белое, сидела в углу, внимательно наблюдая за пациентом. Судя по боли в левой руке, он ожидал увидеть множество проводов и трубок системы жизнеобеспечения, подсоединенных к его плоти, однако их, похоже, уже успели убрать. Множество датчиков были подсоединены к его груди и шее, однако они вызывали скорее щекотку, чем боль.
– Очень хорошо, – удовлетворенно заметил Тридцать Два. – А теперь подними руку на уровень глаз на расстоянии шести дюймов от лица.
– Какую руку? – не понял Индеец.
– Любую.
Индеец поднял руку.
– Линзы адаптировались почти мгновенно, – констатировал Тридцать Два. – Теперь поверни голову влево и посмотри в окно.
– Я что тебе, крыса подопытная? – возмутился Индеец.
– Делай, что тебе говорят, – ответил Тридцать Два. – Я хочу посмотреть, как твое, зрение приспосабливается к неожиданному изменению освещенности.
– А потом что?
– Не понял!
– Я же не собираюсь остаток своих дней прыгать для вас через обруч.
– Я же должен проверить твой новый глаз, Джимми.
Индеец вздохнул и повернул голову, бросив взгляд в окно.
– Отлично!
– Что дальше? – угрюмо поинтересовался Индеец.
– Ничего, – откликнулся Тридцать Два. – Похоже, все функционирует совершенно исправно. Полагаю, у тебя нет трудностей, ты хорошо меня слышишь?
– Лучше б мне вообще тебя не слышать, – буркнул Индеец.
– Насколько можно судить, операция не изменила твоего отношения к нам, – сухо констатировал Тридцать Два.
– Насколько можно судить, операция не изменила твоего отношения к нам, – сухо констатировал Тридцать Два.
– Мне совсем не нравится, когда у меня в голове раздается чужой голос, – заявил Индеец.
– Это далеко не единственное, что есть у тебя в голове. Помни об этом, и мы с тобой прекрасно сработаемся. – Индеец ничего не ответил, и Тридцать Два продолжал: – А теперь нам предстоит обсудить кое‑какие личные вопросы. Попроси медсестру выйти.
Индеец повернулся к сестре.
– Он хочет, чтобы ты вышла.
– Сейчас. – Она подошла к мониторам и проверила их показания, затем удовлетворенно кивнула и молча вышла из комнаты.
– Вы ее тут неплохо выдрессировали, – прокомментировал Индеец.
– Она была в палате только на тот случай, если вдруг какой‑нибудь из имплантированных механизмов откажется функционировать. Было бы весьма неприятно очнуться в пустой комнате наполовину ослепшим, если даже и поговорить окажется не с кем.
– Слышать твой голос достаточно неприятно.
– К этому тебе придется привыкнуть, Джимми. – Тридцать Два помолчал и добавил: – Видишь тумбочку слева от кровати?
– Да.
– Открой верхний ящик и вытащи конверт.
Индеец подчинился.
– А теперь открой его.
– Хорошо, открыл.
– Теперь внимательно просмотри содержимое, – продолжал Тридцать Два. – Голографический портрет сверху – Пенелопа Бейли в возрасте шести лет.
Индеец стал рассматривать изображение худенькой белокурой девчушки с большими голубыми глазами. Она выглядела подавленной и усталой, и даже щечки казались не по‑детски бледными.
– Следующее голографическое изображение – наши компьютерные расчеты того, как эта девушка должна выглядеть сейчас с учетом разных вариантов: набора лишнего веса или, наоборот, резкого похудения. Мы можем только догадываться о цвете ее волос и о том, какую прическу она предпочитает теперь носить. Но судя по форме ее скул, волосы у нее не должны быть слишком пышными или длинными.
Индеец повертел в руках изображение и недовольно хмыкнул:
– Ваш художник напрасно тратил время. Если она и в самом деле так важна, как вы думаете, то прежде, чем добраться до нее, мне придется столкнуться с огромным количеством людей. И к тому времени, как я встречу эту женщину, я наверняка уже буду иметь достаточное представление о ее внешности.
– Может, так, а может, и нет. Даже у примитивных рас известна замена вождей двойниками. Если ты столкнешься с женщиной с карими глазами или иной формой скул, эта голограмма может тебе помочь.
– Тогда какого черта надо было трансплантировать мне эту камеру? Ты что, не веришь, что я смогу ее опознать?
– Думаю, у тебя есть шанс добраться до нее. Шанс, который ничем не гарантирован. Не поручусь, что тебе хватит мастерства и ума уничтожить ее без моей помощи… а может, даже и с моей помощью тоже. Это‑то хоть понятно?
– Спасибо за откровенность, – недовольно буркнул Индеец.
– Давай говорить с тобой начистоту, Джимми. Ты принял наше предложение исключительно потому, что это единственный выход для тебя, иначе ты бы никогда не сумел вырваться из тюрьмы. Ты, несомненно, намереваешься забыть о нашем договоре, как только представится возможность. Я выбрал тебя потому, что потерял слишком много отличных, опытных агентов. Ты же более умелый обманщик и убийца, чем кто‑либо из них, к тому же потерять тебя не жалко. Мы поняли друг друга?
– Один из нас – да, – хмуро откликнулся Индеец.
– Тогда давай вернемся к делам. Следующий пункт – твои идентификационные показатели.