Только у Эймса запястье светилось красным, а у Гаррета – правая ступня.
– Что случилось?
Эймс объяснил, как получил свою рану. В Гаррета попал обломок рухнувшей хижины.
Честер вздохнул, но был, казалось, не очень расстроен.
– Ладно, у нас два легко раненых. Гвен, ты не участвовала в сражении, и твоя энергия не растрачена. Посмотрим на ауру Гвен – сможет ли она вылечить обе раны.
Свечение вокруг Гвен из зеленого стало золотистым и мерцающим, как звездный свет.
– Отлично. Займись ими, а к утру твоя энергия полностью восстановится.
– Хорошо, Чес, – она подняла одну руку. – Выслушайте меня, боги…
Золотистое сияние сконцентрировалось вокруг ее правой руки, и она провела ладонью по ранам. Красное свечение погасло.
– Вот так. Иногда боги могут здорово помочь.
– Спасибо, Гвен. До конца игрового дня осталось несколько минут. Хорошо поработали сегодня, ребята. Много очков. Уверен, что завтра найдется занятие для воров и инженеров. Не волнуйтесь, каждый получит свою долю, – Честер оглянулся, ища глазами Касана. – Иди сюда, Мейбанг.
Маленький проводник подошел с проказливой улыбкой на лице.
– Я не собираюсь спрашивать тебя про этих птиц, – успокоил его Честер. – Я хочу знать, в порядке ли Пиджибиджи или нет.
Касан старался сохранить серьезность.
– Очень плохо. Серьезные ранения. Его перенесли в хижину. Возможно, утром он будет в состоянии помочь вам, но, боюсь, вождь умирает. Совет Мужчин будет ждать, когда он либо поправится, либо умрет. В этом случае они выберут нового вождя, и тогда он будет решать, помогать вам или нет. Боюсь, что теперь вы можете рассчитывать только на себя.
– Не совсем, друг мой. Ты ведь с нами, – Честер задумался на секунду, а затем спросил: – А как насчет Совета Женщин? Они будут разговаривать с нами?
Касан замялся.
– Да, возможно. Но только утром, – Мейбанг заметил, что Олли обнимает Гвен и строго добавил: – Но до этого момента мужчинам и женщинам запрещается спать вместе.
– Господи! – возмутился Оливер. – Мы уже помолвлены!
– Даже если бы вы были женаты. Пожалуйста! Если вы не будете следовать обычаям нашего племени, Совет Женщин не поможет вам. Более того, они могут запретить мне сопровождать вас.
Честер махнул рукой, успокаивая Оливера.
– Не спорь. Все равно после восьми часов все обещания теряют силу.
Гвен притянула Олли к себе и что‑то зашептала ему на ухо. Он заметно покраснел, затем поцеловал ее и направился к Честеру и другим мужчинам.
Акация взяла Тони за руку. Рука была прохладной и безвольной. Девушка с шутливым беспокойством заглянула ему в лицо:
– Я буду ждать тебя за тем бананом.
Его губы скривились в невеселой усмешке.
– Я думал о том, почему мне не нужно было вступать в бой. В конце концов, я всего лишь вор.
Она отступила назад, продолжая держать его за руки, и пристально посмотрела ему в глаза.
– Послушай, Тони, я просто пыталась помочь тебе. Я говорила только об игре, Фортунато!
Он в ответ сжал ее руки, но в этом пожатии не было нежности.
– Да, конечно. Ты была так занята уничтожением драконов, что у тебя просто не было времени обратить внимание на других. Я имею в виду, что тоже хотел бы принять участия в игре.
В его голосе звучала боль, и Акация не знала, что сказать.
– Ну, Тони. Мне очень жаль. Послушай…
Он высвободил руки и отстранился.
– Ладно, Кас, забудь. Со мной все в порядке. Просто тебе не стоит сначала уговаривать меня относиться ко всему серьезно, а затем вдруг заявлять, что это всего лишь игра.
Мне сегодня ничего не нужно было делать, да? Я должен был лежать, уткнувшись лицом в грязь, и наблюдать, как остальные разыгрывают из себя героев. Не знаю, как это выглядело с твоей стороны, но я чувствовал себя дерьмом, понимаешь?
Он протянул руку и легонько потрепал ее по левой щеке, а затем повернулся и пошел прочь.
Акация смотрела, как он уходил. Ее рот был приоткрыт, а подбородок двигался, как будто она пыталась что‑то сказать. Слова не приходили.
Гвен потянула ее за рукав.
– Пойдем, Кас, посмотрим, где нам предстоит ночевать.
Акация молча кивнула и последовала за ней. Одна из женщин показала им хижину. Гвен, Акация и Мэри‑Эм положили свои спальные мешки на одну сторону сплетенного из стеблей тростника пола. Джина и Фелиция устроились с другой стороны. Акация молча наблюдала, как надувается ее матрас. Крепкая рука участливо похлопала ее но спине.
– У тебя проблемы с парнем? – добродушно загудела Мэри‑Эм. – Не беспокойся о нем, милая. Просто это впечатления первого дня. Найди его, когда стемнеет, и немножко приласкай – и все образуется.
Маленькая женщина потрепала Акацию по подбородку и шутливо ткнула локтем, так что девушка чуть не упала.
– Хорошо, Мэри, – выдавила из себя улыбку Акация.
– Хорошо? Конечно, я права. Мэри‑Эм все видит, все знает. От меня ничего не скроешь.
Мэри‑Эм заковыляла прочь, напевая себе под нос куплет из «Эскимоски Нелл», в котором расхваливались преимущества шестимесячной полярной ночи.
Акация невольно улыбнулась и растянулась на постели, разглядывая потолок и ожидая окончания игрового дня.
Секунд через тридцать стоящие снаружи туземцы стали прозрачными и беззвучно растворились в ночи.
Они вышли наружу. Миссис Метески поблагодарила Раиса и последовала за Лопесами, поправляя очки в металлической оправе. Ее худые руки немного дрожали – на улице было прохладно. Райс запер за ними дверь.
Когда дверь закрылась, улыбка мгновенно сошла с его лица.
Он думал.
«Как можно так волноваться из‑за трех десятых долей секунды? Лопес всегда был нахальной маленькой козявкой, любящей давать указания. И так смешно выражается. Особенно, когда злится. Вот так: „Прошу прощения, вас не затруднит помочь мне?.. “. Или: „Могу я попросить ваш пропуск? Мне бы хотелось немного прогуляться, но я не хочу никого беспокоить“. Всегда с фальшивой вежливостью. Фальшивой, потому что единственным ответом на его вопросы может быть: „Да, сэр“.
Время начинать обход. Райс направил лифт на третий этаж и прижал большой палец к часам‑табелю.
На третьем этаже располагались экспериментальные мастерские. Здесь волшебники Парка Грез из стали, алюминия, дерева, оргстекла, пенопласта, пластика и других материалов создавали макеты будущих аттракционов. Поначалу модели существовали в виде нарисованных при помощи компьютера голограмм, а затем постепенно превращались в конструкции из покрытой пластиком стали или из тонких и казавшихся такими непрочными углеводородных нитей.