Исейчасбылдажерадтому,что
бюрократические порядки заставили меня приехать к нему за помощью.
Брат появился в баре, и меня поразил его вид. Когда мы рассталисьпять
лет назад, это был крепкий, хорошо сложенный, уверенный в себе мужчина.А
сейчас казалось, что эти годы совершенноизмоталиего.Онвеськак-то
съежился, согнулся;волосынаголовеоченьпоредели,сталикакие-то
желтовато-серые. Он теперьносилочкистолстымистекламивзолотой
оправе, от них на переносице оставался глубокий след.
Пробираясьмеждустоликовполуосвещенногобара,Генрипоходилна
трусливо озиравшегося зверька, вылезшего изсвоейнорыиготовогопри
первом же признаке опасности юркнуть обратно. Поднявшисьиз-застола,я
окликнул его. Мы молча пожали друг другу руки. Генри,наверное,понимал,
что резкие изменения во всем его облике бросились мне в глаза и япытаюсь
не подавать виду, что замечаю их.
- Тебе повезло, сразу же нашел, - сказал брат, вынув из кармана конверт
и вручая его мне.
Я вытащил из конверта свидетельство. Итак, все в порядке-бытиемое
законно подтверждалось. Дуглас Трейнор Граймс, мужскогопола,родилсяв
США, сын Маргарет Трейнор Граймс.
Пока я рассматривал пожелтевший листок бумаги, Генри торопливоснялс
себя пальто и повесил его на спинку стула. Пальто было поношенное, обшлага
и локти лоснились.
- Что выпьешь, Хэнк? - обратилсяякнемуснарочитоподчеркнутой
сердечностью.
- Коктейльизвиски,какобычно,-сказалГенри.Голосегоне
изменился, был такимженизкимизвучным,подобноценной,заботливо
хранимой реликвии, оставшейся от прошлых лучших дней.
- И мне то же самое, - кивнул я официанту, уже стоявшемуустоликав
ожидании заказа.
- Ну, дорогой, значит, вернулся. Как блудный сын.
- Не совсем так. Скорее, я бы сказал, остановился для дозаправки.
- Ты больше не летаешь?
- Я писал об этом.
- Это единственное, о чем ты написал. Я, понятно, неупрекаю.-Брат
развел руками, и я заметил, что руки унегонемногодрожат.Божемой,
подумал я, ведь ему всего сорок лет. -Всеунасчертовскизаняты,-
продолжал он. -Общаемсяредко,агодыуходят.Вотиидемсвоими,
различными путями.
Подали заказанные коктейли, мы чокнулись, и Генрисжадностью,одним
глотком хватил полстакана.
- После целого дня в конторе... - поймав мой взгляд, пояснилГенри.-
Ах, эти унылые конторские дни.
- Да уж, представляю себе.
- А теперь рассказывай о своей жизни, - сказал Генри.
- Нет, сначала ты расскажи о Магде, о своих детях и обо всем прочем.
Мы выпили еще по два коктейля, пока Генри рассказывалосвоейсемье.
Магдапревосходнаяжена,ноустаетотвсего-иотработыв
родительско-преподавательской ассоциации, и от преподавания стенографии по
вечерам.
Его три дочки очаровательны. У старшей, четырнадцатилетней,свои
трудности. Она очень нервная, как и все дети переходного возраставнаши
дни, приходится ее немного подлечивать у психиатра. Затем была вытащена из
бумажника и продемонстрирована семейная фотография. Вся семьясняласьна
берегу озера. Жена идетизагорелые,крепкие,веселые,асамГенри,
бледный, печальный, в больших до смешного трусах, походил на утопленника.
А вот новости о нашем младшем брате Берте поразили меня.
- Он работает на радио в Сан-Диего,ведетпрограммудлягомиков,-
пояснил Генри. - Странно, прежде мы ничего такого за ним не замечали.Или
ты замечал?
Я признался, что нет.
- Ладно, ничего не поделаешь, - вздохнул Генри, - в наши дни это уже не
редкость. Новсе-таки,чтобытакоеслучилосьвнашейсемье...Отец
перевернулся бы вгробу.НоБерт-славныймалый,каждоеРождество
присылает детишкам гостинцы из Калифорнии. Не знаю, правда, как быяего
встретил, вздумай он приехать сюда.
Наша замужняя сестра Клара жила в Чикаго, у нее уже двое детей. Знаю ли
я об этом, поинтересовался Генри.
- Знал, что она замужем, но о детях ничего не знал.
- Мы совсем растеряли друг друга, - со вздохом проговорилГенри.-В
наше время семьи распадаются. Через несколько лет уйдут и мои дети, и мы с
Магдой останемся вдвоем у телевизора. - Он горестно покачал головой. - Где
мои радостные мысли о счастливом будущем? Правда,что-тоирадует.Эти
ублюдки наверху не возьмут у меня сына, ч
Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию