Только бы поставить точку на этой досадной истории! Толькобы разделаться с
нею.Вконцеконцов моенервноенапряжение привелок тому, чтоуже на
следующий день, то есть в пятницу, какраз когдамыс Йожи и сФеренцем,
моими лучшимидрузьями, шаталисьпо Корсо, я вдруг принял решение: нанести
визит сегодня же. Несколько озадачив своих приятелей, я внезапно распрощался
с ними.
ДовиллыКекешфальвы не особенно далеко, самоебольшее полчаса, если
идти хорошимшагом. Сначала пятьскучнейших минут черезгород,затемпо
немного пыльной проезжей дороге, которая ведет такжек учебномуплацу и на
которой нашикони ужезнают каждый камешек и каждый поворот (можноехать,
совсем опустив поводья). Примерно на полпути, у маленькой часовни за мостом,
влево отходит, прилежноследяплавным изгибамтихогоручейка,неширокая
аллеястарых,тенистыхкаштанов,которойредкопользуютсяпешеходыи
экипажи.
Ноудивительно:чем ближеяподхожу к усадьбе- уже видна ее белая
каменная оградас решетчатымиворотами, -тем быстрееулетучиваетсямое
мужество.Какиногда, стояперед дверью зубноговрача, раздумываешь,не
повернутьли обратно,покаеще не позвонил, таки сейчас мнезахотелось
ретироваться. В самом деле, разве нужно идти непременно сегодня? И почему бы
несчитать,чтовсяэтанеприятнаяисторияокончательноулаженатой
запиской?Я невольно замедляю шаг; в конце концов, для отступления еще есть
время, а когда не стремишься идти прямым путем,окольный всегда оказывается
соблазнительнее; вот, перейдячерез ручей по шаткой доске, ясворачиваюс
аллеи на луг, решив сначала прогуляться вокруг усадьбы.
ДомзавысокойкаменнойоградойПредставляетсобойпродолговатое
одноэтажное здание встиле позднего барокко; он окрашен на староавстрийский
манер: стены- шенбрунскойжелтой, аоконныеставни - зеленой. В глубине
двора, на границе просторного парка, которогоя вчера не заметил, виднеется
нескольконебольших построек -наверно, помещениедля прислуги, контора и
конюшни. Только сейчас, заглядывая черезовальные отверстия в толстой стене
- такназываемые "бычьиглаза", -яубеждаюсь,что "дворец" Кекешфальвы
вовсе не похож на современную виллу, как я предполагал вначале, судяпо его
внутреннемуустройству;нет,этонастоящийпомещичийдом,старинная
дворянская усадьбавроде тех, что я не раз встречал вБогемии, когда бывал
там на маневрах. Странное впечатление производит лишь четырехугольная башня,
нелепо торчащая над усадьбой и своей формой немного напоминающая итальянскую
campanile [колокольню (ит.)]; очевидно, она осталась от замка, который стоял
здесьмноголетназад.Мневспомнилось,что ячастосмотрелнаэту
диковинную вышку сучебного плаца, принимая еезаколокольню какой-нибудь
деревенской церкви; только теперь мне бросилось в глаза, что вместо обычного
шпиляустранногосооруженияплоскаякрыша,-вероятно,солярийили
обсерватория.
Однакочембольшеяубеждалсявстаринном,феодальном
происхождении этойдворянскойусадьбы, темнеуютнееясебячувствовал:
именно здесь, где на внешние формы, несомненно, обращают особоевнимание, я
так неуклюже дебютировал.
Наконец,обойдявокругограды,ясноваочутилсяпередворотами.
Собравшисьс духом,прохожу посыпанную гравием аллею между шпалерами ровно
подстриженныхдеревьевиподнимаю тяжелый бронзовыймолоток, который, по
старому обычаю, виситу парадногоподъезда. На стук тотчас выходитслуга.
Странно,его,кажется,ничутьнеудивляетто,чтояпришелбез
предупреждения. Ни о чем не спросив и даже не взглянув на визитную карточку,
которуюя приготовился ему вручить, онсучтивым поклоном приглашает меня
подождатьв гостиной - дамы ещеу себяв комнате, но придутсиюминуту;
итак, я буду принят, можно не сомневаться. Как званого гостя, слуга проводит
менядальше;вновь испытывая чувство неловкости, я узнаю красную гостиную,
где тогда танцевали, а горький вкус во рту напоминает мне, чторядом должна
быть та злополучная комната.
Правда, раздвижнаядверь кремового цвета с изящнымзолотым орнаментом
поначалу скрывает от меня место столь свежего в моей памяти происшествия, но
уже спустянесколькоминут из-за этойдверидоноситсяшумотодвигаемых
стульев, чьи-то приглушенные голосаи осторожные шаги, выдающие присутствие
нескольких человек.В ожидании я рассматриваю гостиную: роскошная мебель, в
стиле Louis Seize [Людовика Шестнадцатого(фр.)], справа ислева старинные
гобелены, а в простенкемеждустекляннымидверьми, ведущими прямо в парк,
старые картины свидамиCanale grande [Большого канала (ит.)] и Piazza San
Marco [площади св.Марка (ит.)], которые, хотя я не знаток, кажутся мне очень
ценными. Признаться, я не очень вникаю вдостоинства этих сокровищ, так как
продолжаюснапряженнымвниманиемприслушиватьсякзвукамвсоседней
комнате.
Вот тихозвякнулитарелки, скрипнула дверь, а теперь, мне кажется,я
даже различаю неравномерный стук костылей.
Затем чья-то невидимая рука раздвигает дверь, и ко мне выходит Илона.
- Как это мило, что вы пришли,господин лейтенант! -произносит она и
сразу ведет меня в слишком хорошо знакомую комнату. В том же углу, втом же
кресле и за тем же малахитовым столиком (зачем же они опять пригласилименя
в этукомнату?)сидит больная;ееногиукутаны пушистымбелыммеховым
одеялом, очевидно,чтобы не напоминать мне о "том".Эдит приветствует меня
из своего уголка дружелюбной улыбкой, несомненно,обдуманной. Ивсе же эти
первыеминуты окрашены воспоминанием о роковойвстрече; по тому, какЭдит
несколько принужденно протягивает мне черезстол руку, я сразу вижу, чтои
она думает о "том". Ни ей, ни мне не удается произнести первое слово.
К счастью, Илона поспешно нарушает гнетущее молчание.
- Что позволите предложить вам, господин лейтенант, чай или кофе?
- О, как вам угодно, - отвечаю я.