Боясь показатьсяпровинциалом,он
старался победить робость.
- Мне говорили, - продолжал он, желая непременно что-нибудь сказать,-
мне говорили, будто у Нана очаровательный голос.
- У нее-то! - воскликнул директор,пожимаяплечами.-Скрипит,как
немазанное колесо!
Молодой человек поспешил прибавить:
- Да ведь она и актриса прекрасная.
- Кто? Нана?.. Дуб! Повернуться на сцене не умеет.
Ла Фалуаз слегка покраснел. В полном недоумении он пробормотал:
- Ни за что на свете я не пропустил бы сегодняшнейпремьеры.Язнал,
что ваш театр...
- Скажите - публичный дом, -сноваперебилегоБорднавсхолодным
упрямством самоуверенного человека.
Между тем Фошри спокойно разглядывал входившихженщин.Онпришелна
помощь кузену, увидев, что тот разинул рот,незная,смеятьсяемуили
обидеться.
- Доставь же Борднаву удовольствие, называй его театр, каконпросит,
раз уж это ему приятно... А вы, дорогоймой,перестаньтенасдурачить!
Если ваша Нана не умеет ни петь, ни играть, спектакль провалится. Этого я,
кстати, и побаиваюсь.
-Провалится,провалится!-воскликнулдиректор,побагровев.-
По-твоему, женщине нужно уметь играть и петь? Ну и глуп же ты, голубчик...
У Нана, черт возьми, есть кое-что другое, что ей заменит все остальное. Уж
я-то прощупал ее со всех сторон. Она в этомохкакздорова!Еслинет,
считайте, что нюх мне изменил, и я просто болван... Увидишь, вотувидишь,
как только она выйдет на сцену, зал обалдеет.
Он воздел к небу толстые руки, дрожавшие от восторга, затем, довольный,
что отвел душу, понизил голос, бормоча про себя:
"Да, она далеко пойдет, черт побери! Далеко пойдет -Какоетело,ах,
какое тело!"
СогласившисьудовлетворитьлюбопытствоФошри,Борднавпустилсяв
подробности, употребляя такие непристойные выражения, что совсем смутил Ла
Фалуаза. Он рассказал, как, познакомившись сНана,решилпуститьеев
оборот. А тут ему как раз понадобилась Венера. Не вегопривычкахдолго
возиться с женщиной;онпредпочитаетсразужесделатьеедостоянием
публики. Но в театре появление этой статной девушкивызвалоцелуюбурю,
Борднаву здорово досталось. Роза Миньон, звезда его театра, - а ужона-то
и актриса хорошая, да и певица изумительная, - ежедневно грозит директору,
что бросит его и уйдет, бесится, потому чтопочуяласоперницу.Аиз-за
афиш какаясварабыла,господибожетымой!НаконецБорднаврешил
напечатать имена обеих актрис на афишеодинаковымшрифтом.Лишьбыне
надоедали ему. А если какая-нибудь изего"дамочек"-такназывалих
Борднав, - Симонна или Кларисса, начнет хорохориться, ондаетейпинка,
иначе от них не стало бы житья. Не зря же он торгует ими, он-то знает цену
этим шлюхам!
- А вот и Миньон со Штейнером, - прервал своеобъяснениедиректор.-
Как всегда, вместе. Штейнер уже начинает скучать с Розой; потому-то муж ее
и не отстает от него ни на шаг: боится, как бы тот не улизнул.
Газовые рожки, горевшие на фронтоне театра, бросали натротуарполосу
яркого света. Четко выделялась в ней свежая зелень двухдеревьев;белела
колонна: она была так ярко освещена, что можно без труда, как днем, издали
прочесть наклеенные на ней афиши. А дальше, в сгустившемся мраке бульвара,
вспыхивали огоньки и непрестанно мелькала толпа. Многие зрители не спешили
занять свои места; они разговаривали, стоя на улице и докуривая сигары; от
света, отбрасываемогорампой,лицаихказалисьмертвенно-бледными,а
укороченные тени наасфальте-особенноотчетливыми.Миньон,рослый,
широкоплечийдетинаспокатымлбом,точноубалаганногоакробата,
пробираясь сквозь толпу, тащил подрукубанкираШтейнера-низенького
человечка с уже намечавшимся брюшком икруглойфизиономией,обрамленной
седеющей бородой.
- Ну, вот, - обратился Борднав к банкиру, - вывстретилиеевчерау
меня в кабинете.
- А, значит, это была она! - воскликнул Штейнер. - Я так и думал. Ноя
столкнулся с ней на пороге, когда она входила и видел ее мельком.
Миньон слушал, потупившись, и нервно вертел на пальце кольцо скрупным
бриллиантом. Он понял, что речь шла о Нана. Когда же Борднав такрасписал
дебютантку, что в глазах банкира вспыхнул огонек, он не вытерпел:
- Полноте, милый мой, она просто панельная девка! Публика живопокажет
ей место... Штейнер, голубчик, не забудьте,чтомояженаждетвасза
кулисами.
Он попытался снова взять банкира под руку, но тот не пожелал расстаться
с Борднавом.Переднимиуконтролятолпиласьочередь,нарасталгул
голосов, в котором стремительно инапевнозвучалодвухсложноеслово-
"Нана". Одни мужчины, читая афишу, произносили его громко, другие, проходя
мимо, повторяли его, словнопереспрашивая,аженщины,встревоженныеи
улыбающиеся, - удивленно. Никто не знал Нана. Откуда она взялась? Носились
всевозможные слухи, зрители нашептывали друг другунауходвусмысленные
шуточки. Имя Нана - коротенькое, уменьшительное имя, легко переходившее из
уст в уста, - ласкало слух. Самый звук его уже веселил толпу ирасполагал
к благодушию. Ею овладело жгучее любопытство, чисто парижское любопытство,
неистовое, как приступ горячки. Каждому хотелосьувидетьНана.Уодной
дамы оборвали оборку на платье, какой-то господин потерял шляпу.
- Ну, вы уж слишком многого от менятребуете!-воскликнулБорднав,
которого осаждали вопросами по меньшей мере человек двадцать. - Сейчасвы
ее увидите... Бегу, меня там ждут.
Он исчез, радуясь, что емуудалосьзажечьпублику.Миньон,пожимая
плечами, напомнил Штейнеру, что Роза хочет показать емусвойкостюмдля
первого акта.
- Смотри-ка, вон Люси выходит из кареты, - заметил Ла Фалуаз, обращаясь
к Фошри.
Это действительно была Люси Стьюарт, маленькая, некрасивая женщиналет
сорока, с чересчурдлиннойшеей,худощавымусталымлицомитолстыми
губами,нотакаяживаяиграциозная,чтоказаласьнеобыкновенно
привлекательной.