..МужРозыиШтейнер,сидярядышком,снисходительно
посмеивались. НокогданасценепоявилсялюбимецпубликиПрюльерв
генеральской форме с гигантским султаном на шлеме и с палашом,доходившим
до плеча, - весь залразразилсяхохотом.ДианаопротивелаМарсу:она
слишком важничает. Тоща Диана поклялась выследить изменникаиотомстить.
Дуэтзакончилсяшуточнойтирольскойпесенкой,которуюПрюльерспел
необыкновенно смешно, завывая, как разъяренный кот. Внембылазабавная
фатоватость преуспевающего первого любовника, и он бросал такие вызывающие
взгляды, что женщины в ложах покатывались со смеху.
Затем публика снова охладела; следующиесценыказалисьейскучными.
Старому актеру, игравшему простакаЮпитера,чьяголовасклоняласьпод
бременем огромной короны, еле-еле удалось наминутуразвеселитьпублику
семейной сценой с Юноной из-за счета кухарки. А когда один за другим стали
выходить боги - Нептун, Плутон, Минерва ипрочие,-эточутьбылоне
испортило все. Мало-помалу поднялся беспокойный ропот, выражавший всеобщее
нетерпение, зрители не интересовались больше сценой и смотрели в зал. Люси
и Лабордет пересмеивались; граф де Вандевр поглядывалпосторонамиз-за
полных плеч Бланш, а Фошри украдкой наблюдал за ложей Мюффа; граф сиделс
невозмутимымлицом,словноничегонепонял;графинянеопределенно
улыбалась, мечтательно устремивглазавдаль.Ивдругсредивсеобщего
недовольства раздался, словно беглая стрельба, сухойтрескаплодисментов
клаки. Все повернулись к сцене: уж не Нана ли вышла, наконец? Долго же она
заставляет себя ждать, эта Нана!
Но то была депутация смертных, которую вели Ганимед и Ирида;почтенные
буржуа - обманутые мужья - явились к владыке богов сжалобойнаВенеру:
она-де необузданностьюсвоихстрастейдурновлияетнаихжен.Хор,
написанныйвнаивно-жалобномтоне,прерывавшийсямногозначительными
паузами, чрезвычайно насмешил публику. Весьзалоблетелаострота:"хор
рогоносцев", и название это так и сохранилось захором.Ухористовбыл
забавный вид - зрители находили, что внешность у них подходящая,особенно
у толстяка с круглой, как луна, физиономией.
Но вот явился взбешенный Вулкан, требуя возвратить ему жену,сбежавшую
три дня назад. Снова запел хор, взывая к богу рогоносцев Вулкану. Эту роль
исполнялФонтан,комиксозорнымисамобытнымдарованием,нос
разнузданной фантазией; он вышел в огненно-рыжем парике, в гриме сельского
кузнеца с голыми руками, на которых были вытатуированы сердца,пронзенные
стрелами. Женский голос пронзительно крикнул: "До чего журодлив!",-и
все женщины, аплодируя, расхохотались.
Следующая сцена показаласьпубликенескончаемой.Юпитервсетянул,
собирая совет богов,чтобыпоставитьнаобсуждениепетициюобманутых
мужей. А Нана все нет и нет! Уж не приберегают ли ее к самому концу, перед
тем, какопуститьзанавес?Этодлительноеожиданиесталораздражать
публику.
А Нана все нет и нет! Уж не приберегают ли ее к самому концу, перед
тем, какопуститьзанавес?Этодлительноеожиданиесталораздражать
публику. Снова послышался ропот.
- Плохи их дела, - сказал Штейнеру сиявший отрадостиМиньон.-Это
чистейшее надувательство. Вот увидите!
В этот момент облака внутри сцены раздвинулись, и вышлаВенера.Нана,
высокая и слишком полная для своих восемнадцати лет, одетая в белую тунику
богини, с распущенными по плечам длинными золотистыми волосами, спокойно и
самоуверенно подошла к рампе и,улыбаясьпублике,запеласвоюбольшую
арию:
"Когда Венера бродит вечерком..."
Со второй же строки куплета взалесталипереглядываться.Чтоэто:
шутка, или Борднав побился об заклад, что выкинет такой номер? Никогда еще
публика не слышала столь фальшивого и негибкого голоса. Директор правильно
сказал: "Скрипит, как немазаное колесо". Она даже держатьсянеумелана
сцене - вытягивалавпередрукиираскачиваласьвсемтелом,что,по
всеобщему мнению, было неприлично. В партере и на дешевых местах слышалось
улюлюканье и свист; вдруг из первых рядов кресел послышалсянадтреснутый,
как у молодого петуха, голос, убежденно выкрикнувший:
- Просто здорово!
Весь зал оглянулся. Это произнес белокурый мальчик, вырвавшийсяиз-под
надзора школяр, который не сводил с Нана своих широко раскрытых прекрасных
глаз. Лицо его пылало. Когда все обернулись в егосторону,онпокраснел
еще пуще, смутившись, что невольно заговорил так громко. Его сосед, Дагнэ,
смотрел на него с улыбкой, публика смеялась, обезоруженная, никто больше и
не думал свистать, а молодые люди вбелыхперчатках,такжеочарованные
прелестями Нана, млели и аплодировали.
- Браво! Очень хорошо! Браво!
Между тем Нана, увидев, что весь театр смеется,тожезасмеялась.Это
вызвало оживление в зале. Венера была презанятной. Когда она смеялась,на
подбородке у нее становилась заметной очаровательная ямочка.Нанаждала,
ничуть не смущаясь и чувствуя себя как дома, и сразу же стала держатьсяс
публикой непринужденно. Она как бы сама признавалась, что у нее нет нина
грош таланта, но это пустяки, еслиунееестькое-чтодругое,иона
выразительноподмигивала.Обратившиськдирижерусжестом,словно
говорившим: "Ну-ка, приятель, за дело!", - она начала второй куплет:
"В полночный час Венера к нам приходит..."
Нана пела все тем же скрипучим голосом,нотеперьонзадевалсамые
чувствительные струны, вызывая порой трепет.Улыбканесходиласлица
Нана, озаряя ее маленький красный рот,сиялавогромныхсветло-голубых
глазах. Когда она пела особенно двусмысленные куплеты, еерозовыеноздри
раздувались,словнооначуялалакомое,ищекирдели.Онавсееще
раскачивалась - ничему другому ее не научили в театре. Теперь уже никто не
считал, что это некрасиво, - напротив, мужчины наводили на нее бинокли.К
концу куплета у нее уже совсем пропал голос,ионапоняла,чтоейне
удастся допеть арию.