Из норы сейчас же выглянула заспанная Мунька.
– Держи и храни как зеницу ока. Он мне скоро понадобится, – сказал крысиный король и, сняв с шеи транспортный амулет, положил его перед крысой на землю.
Мунька что‑то пискнула и, схватив амулет, утащила его в норку.
– Вот так, – удовлетворенно сказал крысиный король. – Теперь можно и погулять.
Солнце жарило вовсю. Выйдя из проходного двора на улицу, он остановился, пытаясь прикинуть, чем бы заняться. Можно было, конечно, пойти на базар и немного поворовать. Можно было дождаться вечера и отправиться опять на “Летучем голландце” в плаванье. Можно было еще много. Но не хотелось. А хотелось просто пройтись по городу.
Неизвестно почему, но крысиному королю казалось, что город, который он покинул всего несколько часов назад, изменился, стал другим. Он и не догадывался, что на самом деле изменился сам, вдруг почувствовав после того, как расстался с Эриком, что у них была самая настоящая дружба, которая случается очень редко. У него, крысиного короля, она, например, была всего один раз. За всю жизнь. Осознав это, он подумал, что теперь у него дружбы уже нет, и ему стало грустно.
Крысиный король попробовал прикинуть, что будет, если он заведет такую же дружбу с другим зомби, и понял, что ничего из этого не выйдет. Правда, минут через пять он успокоился, сообразив, что ничего изменить уже не может и теперь остается только ждать и надеяться, что кто‑то там, в том мире, куда вернулся Эрик, во второй раз выстрелит ему в затылок.
Собственно говоря, почему бы и нет? Судя по всему, такие вещи бывают там сплошь и рядом. Остается только подождать, может быть, совсем недолго.
Подумав это, крысиный король довольно хмыкнул и пригладил свои длинные белые усы. Весело что‑то насвистывая, он пошел к базару, на ходу прикидывая, сколько ему придется ждать возвращения Эрика. В конце концов, может быть, год. А вдруг пять лет? Или больше? Значительно больше…
– Черт побери, эти люди такие живучие, – пробормотал крысиный король и вдруг подумал, что может и не увидеть Эрика вообще никогда.
Да, он может прожить еще лет двадцать или тридцать в своем мире и тихо скончаться от старости. Это было бы очень плохо.
Чувствуя, что ему становится опять грустно, крысиный король поплелся к базару и даже не попытался стянуть кошелек у зазевавшегося прохожего.
Он пер через пургу, толком даже не представляя, куда идет, да это для него, собственно, не имело значения. Гораздо важнее было, например, что у него мерзли руки, и это происходило оттого, что он был живой, а под кожей струилась кровь. И это было здорово! Еще у него мерзли уши. Неожиданно вспомнив, что нужно делать в этом случае, он стал их тереть и засмеялся.
– Идиот, – сказал ему какой‑то человек, вынырнувший возле него из пурги и почти тотчас же сгинувший в ней без следа.
Но Эрик не мог остановиться. Он смеялся.
Он еще не помнил, кто он и даже сколько ему лет, но знал, что со временем вспомнит и это, скоро вспомнит. Потому что все эти сведения уже были у него в мозгу, только еще не проявились. И никуда знания от него не денутся. Может быть, через минуту, может, через пять он вспомнит, кто он такой, как его зовут, сколько ему лет, чем, собственно, он занимался в этой жизни и самое главное – кто та женщина, о которой он мечтал там, во втором мире? Кто она ему? Где живет? И как ее найти?
Это было самое главное, и он верил, что вот‑вот все вспомнит.
Он попытался рассмотреть надпись, которую зачем‑то нанесли на стену дома, возле которого оказался. Надпись гласила: “Улица диктатуры пролетариата”. Прочитав ее, он несколько минут пытался понять, что она означает, но тут же о ней забыл, поскольку неожиданно понял, что через секунду вспомнит все…