– Новосибирская ТЭФ-зона накрыта барьером, что исключает проникновение в неё посторонних, – пояснил я.
– Вы передали эту технологию Большой Земле? – удивился Шестернев.
– Ни в коем случае, – мотнул головой Герт. – Мы смонтировали установки. Как монтируем многие из систем боевых космолётов и глайдеров. В некоторых областях не стоит терять приоритета… А теперь – святая святых. Сам центр управления.
Лифтовая платформа, на которую мы встали, ринулась вниз. Она набирала скорость, по бокам сверкали и змеились световые иероглифы. На секунду нахлынула тьма, а потом платформа мягко опустилась в центре площадки диаметром метров пятнадцать. Лифтовая платформа с шипением ушла вверх, а мы остались стоять… в космосе.
Место – копия рубки космического корабля. Полнейшая иллюзия падения в космическом пространстве. Невесомое покрывало Млечного пути, яркие точки – планеты Солнечной системы, серебряный диск Луны впереди, а сзади – блюдце Солнца, На площадке стояло восемь кресел, два прозрачных пульта. Четыре офицера были заняты своими делами, один из них попытался вскочить и отрапортовать, но Герт жестом велел ему не отвлекаться.
– Это, – Герт сделал широкий жест рукой, – окрестности Земли. Как они видны с точки в горах Памира – то есть с той, где мы находимся.
Герт уселся в кресло и погладил пульт.
– Пока здесь делать нечего. Маловероятно, что рагниты смогут добраться до нас ранее рассчитанного срока.
– Будем надеяться, – сказал я.
– Пока спутники контроля перекрывают только двадцать процентов околоземного пространства. Раньше никому в голову не приходило строить подобную систему контроля – она просто была не нужна. Слишком большие расходы непонятно на что. Когда она будет завершена, ни одна шлюпка не подлетит к Земле.
– Двадцать процентов, – я прищёлкнул пальцами. – Значит, сегодня восемь из десяти, что чужой корабль останется незамеченным системой контроля.
– Меньше, – возразил Герт. – Всё зависит от траектории. Большой шанс, что он выйдет из тёмного сектора в прозрачный. Если хотя бы приблизительно знать траекторию.
– У него достаточно мощные двигатели. Ему не нужно слишком заботиться об экономии энергии А как в атмосфере? Мы не сможем его засечь?
– Если он появиться над Федерацией – засечём. Но системами воздушного оповещения прикрыто лишь десять процентов поверхности Земли. Если он рухнет в Чёрных Штатах, в Африке или в океан – ищи ветра в поле.
– Мы должны его встретить, Герт, – решительно произнёс я. – Мне нужен груз этого космолёта.
– Попробуем. Как повезёт.
– Я должен встретить Индейца честь по чести С украденной им «голубикой».
* * *
Лаборатория занимала треть купола в центре Асгарда. Сводчатый зал метров сто в диаметре был заполнен аппаратурой весьма странного вида и не менее странного назначения. «Головастики» с Большой Земли сломали бы голову, пытаясь разобрать, что тут к чему, но им, не приобщённым к научным достижениям Галактики, это было бы непросто.
В пятиметровом цилиндре переливалась какая-то искрящаяся переливающаяся субстанция. Здоровенная конструкция, в переплетениях которой терялся глаз, время от времени озарялась медленно, с, казалось, разумной осторожностью проползающими по серебристому металлу от основания до верхушки молниями. В центре располагался прикрытый силовым полем и наполненный бездонной, космической чернотой бассейн. Что там хранилось – одному Богу да ещё Стивену Диксону, хозяину этих палат, известно. Потолок и стены отливали мерцающим малиновым светом – это означало, что лаборатория заключена в непроницаемый шар силового поля, способного погасить небольшой ядерный взрыв – предосторожность нелишняя, учитывая, каких демонов порой вызывает здесь наш главный «алхимик».
Лика провела нас к противоперегрузочному креслу (зачем оно здесь?!), в котором, вытянув тощие ноги, развалился Диксон. На его голове красовался контактный комп-шлем, обеспечивающий прямую связь с лабораторным компом, а также с главным компом Асгарда.
– Так, так, родимый, – ворковал Диксон. – Дожмем здесь чуток, введём переменную, растянем цепочку на двенадцать процентов… Ох, как ладненько. Ох, как хорошо… Тьфу, чёрт побери!
Он стянул шлем и покачал головой:
– Сорвалась рыбка.
– Привет, Стив, – я протянул руку, и учёный крепко пожал её.
– Привет, костолом.
– Успехи?
– Успехи? Куда же без них, родненьких? А, Лика? – он потянулся к Лике и ущипнул её за мягкое место, за что получил по руке и гнусно захихикал. Невозможный тип. Худой и чёрный, как кочерга, шумливый негр без малейшего намёка на комплексы и на желание следовать установленным правилам поведения. Большинство великих учёных с вывихом – Вот руку и сердце Лике предлагаю. Не хочет
– Ах ты болтун! – возмутилась Лика.
– Ну и болтун. Зато умный.
Тут он прав. Умный. Даже чересчур. Ума у него даже больше, чем нахальства. Главный эксперт нашего научно-исследовательского центра, он без труда ориентировался в самых дремучих дебрях нескольких наук, эдакий Ломоносов широкого профиля. Он обладал потрясающей логикой, стройностью мыслей и способностью выдвигать самые невероятные теории. В сочетании с интуитивными способностями Лики они образовывали дуэт, которому под силу если не все, то очень многое.
– Выкладывай, что надумал по нашему заказу, – велел я.
– Надумал, что эксперты МОБСа и Европола ни на что не годные халтурщики.
Диксон взял со столика стрелку и, прицелившись, кинул её прямо в центр мишени, прилепленной в нескольких метрах к кожуху квантового джеструктора, напоминающего поставленную на горлышко двухметровую бутыль.
– И это всё? – спросил я, когда пауза затянулась непозволительно долго.
Диксон со свистом кинул ещё одну стрелку – на этот раз в девятку, и досадливо прищёлкнул языком.
– Сам-то читал их заключения? – спросил он насмешливо.
– Говорят, новое поколение сверхсложных соединений, типа полученных в конце прошлого века в лаборатории академика Ткачева. Оказывают сильное наркотическое, галлюцигенное воздействие на психику. Ей-Богу, студенты второго курса сделали бы заключение не хуже.
– Они не правы?
– Правы, – вставила слово Лика.
– Правы, – кивнул Диксон. – Как студенты второго курса. Нам лень было провести немного больше времени в лаборатории. Иначе они бы поняли главное – состав вещества неустойчив.
– Неустойчивые молекулярные связи? – спросил я.
– Связи как раз очень устойчивые. Соотношение элементов меняется. Представь себе шахматную доску. Фигуры расставлены в определённой позиции. Они и остаются на своих местах, только пешка вдруг превращается в коня, ферзь в ладью. Там меняются атомы. Одни элементы заменяются на другие.
– Такое возможно?
– Невозможно, Необъяснимо ни с точки зрения стандартных и нестандартных мутаций, ни с точки зрения ряда базовых законов. Но так оно и есть.
– Что это всё значит?
– Это значит… – он взял стрелку и послал её в центр мишени. – Это значит, что в этом твоём зелье присутствует какая-то иная физика.
– Что за чушь? Как может быть иная физика?
– В этих наркотиках есть нечто, что вывалилось к нам из каких-то иных реальностей. Неужели непонятно? Вспомни Страну Заколдованных Дорог, в которой ты побывал.
– Помню.
– В нашу материю, – он кинул ещё одну стрелку, она ударилась в уже торчащую в мишени и упала на пол, – вонзаются стрелы иного мира. Но хуже другое, – он замолчал.
– Продолжай.
– Хуже, что они вонзаются в сознание людей.