– Они сейчас добьют лёгкую добычу, а потом двинут проверять дома, – возразил Шестернев. – Надо прорываться.
– Идея, – я кивнул на две чёрные тени – одетые в паранджу женщины, пытавшиеся пробраться куда-то подальше от ада, а может, наоборот, принимавшие самое активное участие в дьявольской оргии.
– За ними, – крикнул я.
В несколько прыжков я настиг одну из них. Она было истошно завизжала, но я надолго выключил её ударом в точку чуть ниже шеи. Шестернев справился со своей.
– Одевай, – приказал я.
Вскоре мы оба были одеты в чёрные одеяния. Чем хороши восточные женские одежды – мужчину в них распознать гораздо труднее, чем если бы он, положим, облачился в западную, кончающуюся где-то под грудью.
– Тебе идёт, – хмыкнул Шестернев.
– А тебе-то. Все мужики твои будут… Вперёд!
Некоторое время новая одежонка нас выручала. Толпа во время криза чётко ориентирована на сигнал «свой-чужой». Фигуры женщин, одетых согласно исламским строгим нормам, не вызывали вопросов. Тем более на улицах женщин было немало, они действовали наравне с мужчинами.
Шайтанский пир был в самом разгаре. В одном месте толпа, как дикое урчащее животное, колыхалась над распростёртыми телами. В другом месте с криками и улюлюканьем по всем правилам загоняли двоих перепуганных насмерть и окровавленных мужчин и одну женщину. Слышался свист ЭМ-очередей. Витрины магазинов, банковские аппараты, столбики стоянок такси были расколоты, раскрошены, выгнуты и закручены нечеловеческой силой. По городу будто прошёлся ураган. Пылали дома. Чернея изуродованным обожжённым боком, пробитым в трёх местах, врос в землю полицейский бронетранспортёр. Горела полицейская турбоплатформа, а рядом с ней валялись обугленные трупы служителей уже несуществующего правопорядка. На площади перед мечетью святого Исмаила шла ожесточённая перестрелка между гвардейцами и смертниками.
Символ сегодняшнего дня – обугленные трупы. Огонь подбирался к неверным, врывался в их лёгкие, жёг кожу и обугливал тела. Огонь нёс очищение, по словам тех, кто раздувал его. Огонь владел городом.
Полиция и армия не могли сделать ничего. Да и хотела ли? Безумие не обходило и представителей государства. В рядах погромщиков видели и полицейских, и военных.
– Уже близко, – сказал я.
Мы приближались к центральной части города. Здания становились выше, приобретали более современные формы. Начинался деловой и административный район. Он мало отличался от таких же районов в большинстве крупных городов мира. Здесь разрушения были ещё больше. В стенах зданий зияли чёрные дыры и разбитые окна. Похоже, по ним лупили из плазменных гранатомётов. Силы правопорядка пытались закрепиться здесь и сдержать натиск, но им это не удалось, и они отдали и эту часть города правоверным повстанцам.
– "Регистан" солдаты пока держат, – сказал я. – Закрепились прочно.
– Добраться ещё туда надо, – отозвался Шестернев.
Правоверные растеклись по домам, ища там скрывающихся от праведного гнева. Судя по истошным крикам радости и воплям боли, им это иногда удавалось. Из все новых окон вырывался очистительный огонь. Мы трижды попадали в человеческий водоворот рвущихся к новым рубежам людей. У департамента народонаселения мы угодили в человеческую массу из нескольких тысяч человек. Волна исламского гнева обрушилась на нас упругим водопадом. Ярость ощущалась физически, казалось, её можно пощупать. У меня спёрло дыхание. От всего этого веяло такой жутью, что захотелось завыть во весь голос. Мы выбрались из толпы.
– Скоты, – процедил Шестернев.
По мере приближения к цели народ чуть поредел. Похоже, у «абубакровцев» была масса иных интересных задумок и помимо того, чтобы с кровью выбивать служителей правопорядка из контролируемых территорий.
Мы зашли в подъезд жилого дома. Там всё было раскурочено, опалено, сверху свисали провода, а домовой компьютер, чем-то не угодивший правоверным, был раздроблён до последнего винтика.
Я развернул вновь СТ-развёртку коммуникатора и посмотрел с высоты на город глазом видеокамеры.
– Мы здесь. Последний бросок остался, – сказал я. – Пройдём так и, да поможет Аллах, пробьёмся.
– Иншалла, – усмехнулся Шестернев. Кинулись вперёд. Один квартал позади. Теперь направо. Остался ещё один бросок.
– Э-э! – завопил погромщик, перепоясанный зелёными лентами смертника, указывая на нас.
Тут же из здания посыпалась толпа. И устремилась за нами.
– Расколол, гад, – прошептал я.
Мы ринулись вперёд так, что пятки сверкали. Знакомое давление. «Клинки Тюхэ»! Сдать чуть влево – очередь прошла мимо. Теперь пригнуться – опять мимо. Перемахнуть через обугленные останки полицейского робота с изогнутым раструбом инфразвукового генератора. Криз второй степени. Газы, инфразаграждения и прочие полицейские штучки не могли сдержать Гнев.
Теперь не переломать ноги на сооружённой наспех баррикаде измятых каров, мебели, резинобетонных плит. Кто её оборонял – беспомощная полиция или правоверные погромщики? Это не так и важно. Я нырнул вниз, и рядом вскипел разрыв плазменного гранатомёта. Опять промазали. Вам, подонкам, с женщинами и детьми воевать, а не с суперами.
– Шестернев, живой?
– Вроде.
– Вперёд!
От преследователей оторвались. Ещё один квартал. Я содрал опостылевшую женскую одежду.
– Кажется, выбрались.
Мы нырнули за угол. Порядок. Вот она, цепочка одетых в боевые тяжёлые комбинезоны с эластоусилителями полицейские и гвардейцы. Цепь. Три танка на воздушной подушке. Бронемашина «Краб» и тяжёлая платформа «Голиаф». Тут закреплялись со знанием дела. Неудивительно, что повстанцы оставили эту часть города в покое. Одна из линий обороны, прикрывающих подходы к президентскому дворцу и зданию меджлиса.
Мы ринулись вперёд.
– Не стреляйте! – закричал я, зная, что нервы у бойцов могут не выдержать и чей-то палец дрожит на спусковом крючке. – Помогите нам!
«Клинок Тюхэ». Вильнуть в сторону, пригнуться… Резинобетон вспучился от града разрывных пуль.
Палили не полицейские. По нам бил снайпер, пробравшийся на крышу департамента транспорта. По нему врезало орудие из «Краба», и угол здания разлетелся в пыль.
Ещё несколько метров… Все. Я прижался спиной и затылком к холодной броне «Краба». Теперь не достанет шальная пуля. Где Шестернев? Жив, вот он, рядом.
Выбрались…
* * *
– Вы откуда? – по-русски спросил офицер с нашивками капитана гвардии, положив мне на плечо широченную руку в перчатке. В усилительном комбинезоне он походил на космонавта, впервые ступившего на Луну. За прозрачным забралом можно было разглядеть явно европейское лицо.
– Добираемся с окраин, – я попытался, чтобы голос мой звучал как можно более испуганнее, с истерическим надрывом – каким положено быть голосу обывателя, прошедшего через эпицентр кровавого бунта.
– Вам повезло. Сильно повезло. Кто вы такие?
– Представители московской фирмы «РУСИЧ», – я протянул идентификационную карточку.
– Не лучшие времена для коммерции избрали.
– Мы их не избирали.
– Проверь, – капитан протянул карточки сержанту, и тот исчез в кабине турбоплатформы. Через некоторое время он появился и сказал, что всё в порядке.
– Работали с вашим департаментом обороны, – сказал я. – Мой друг генерал Мирзоев пригласил меня и вот…
Услышав имя Мирзоева, одного из самых влиятельных местных шишек, с которыми у меня действительно были давние отношения и который был обеспечивающим прикрытием в данной акции, капитан немного подтянулся.