Ночью Пухов играл с красноармейцами в шашкиирассказывал
им о командире, которого никогда не видел.
Пухов,невидяудовольствияв жизни, привык украшать ее
геройскими рассказами, и всем становилось от того веселей.
В отряде, назначенном в десант, было пятьсотчеловек,--и
случилось, что все они из разных мест.
Поэтомунадругойденьпошлопятьсотписемв пятьсот
русских деревень.
Целых полднякрасноармейцымалевалиикарякалибумагу,
прощаясьсматерями,женами,отцамииболеедальними
родственниками.
Пуховтожепомогал,ктоособослаббылвбуквах,и
выдумывал такие письма, что красноармейцы одобряли:
-- Складно ты пишешь, Фома Егорыч,-- мои плакать будут!
--Атокакже?-- говорил Пухов,-- хохотать тут нечего:
дело не шуточное! Чудак ты человек!
После обеда Пухов пошел к комиссару:
-- Товарищ комиссар, меня в десант возьмете?
-- Возьмем, товарищ Пухов, затемтебяизваливчерана
собрание!-- ответил комиссар.
--Толькояпрошу,товарищкомиссар,назначитьменя
механиком на "Шаню",-- там, яслыхал,пароваямашина,ана
"Марсе" керосиновый мотор, он мне не сподручен: дюже мал!
--На"Шане"таместьсвоймеханик -- турок!-- сказал
комиссар.-- Ну, ладно: мытебявпомощникиназначим,ана
"Марс"возьмемшофера!Атычто,не следишь с керосиновым
мотором, что ли?
-- Мотор -- ерундовая вещь, пароваямашинакрепчеберет.
Неохотамне,товарищкомиссар,вгеройскомпоходе с таким
дерьмом возиться! Это примус, а не машина,-- сами видите!
-- Ну, ладно,-- согласился комиссар,-- поедешьна"Шане",
разтак.Вдесантелюдиедутдобровольно и делают, что им
способней! А уж в походе, брат, не мудри!..
Пухов взял пропуск и пошел на"Шаню"--машинупоглядеть.
Ему лишь бы машина была, там он считал себя дома.
С турецким машинистом он сошелся скоро, сказав, что главное
дело -- смазка, тогда никакой работой машину не погубишь.
--Этосправедливо,--хорошопо-русскисказал турок,--
масло -- доброта, оно машину бережет! Кто масла много дает, тот
любит машину, тот есть механик!
-- Ну, понятно,-- обрадовался Пухов,-- машина любит конюха,
а не наездника. Она живое существо!
На том они и подружили.
Ночью, против окрепшего ветра, отряд шел в порт на посадку.
Пухов не знал, к комуемупритулиться,ишелсбоку,гремя
полученнымказеннымчайником.Нокрасноармейцысразуего
одернули:
-- Сказано -- иди тайком, чего ты громыхаешь?
-- А чего мнетаиться-то:ненаграбежидем!--сказал
Пухов.
--Приказанонешуметь,--тихоответилкрасноармеец
Баронов,-- затем и людей в городевгубчокпопрятали,чтобы
шпионов не было!
Шлидолгои бесшумно, еле хрустя влажным песком. Огромные
порожние складыстояливтемноте,ивнихбурчалветер.
Голодные крысы метались всюду, питаясь неизвестно чем.
Ночьбыланепроглядна, как могильная глубина, но люди шли
возбужденно, с тревожным восторгом в сердце, похожие на древних
потаенных охотников.
Глубокие временадышалинадэтимигорами--свидетели
мужестваприроды,посредствомкоторогоонатолькои
существовала. Эти вооруженные путники также были полны мужества
и последней смелости, какие имела природа, вздымая горыироя
водоемы.
Толькопотомукрасноармейцам,вооруженныминогда одними
кулаками, и удавалось ловить в степях броневые автомобили врага
и разоружать, окорачивая, воинские эшелоны белогвардейцев.
Молодые, они строили себе новую страну длядолгойбудущей
жизни, в неистовстве истребляя все, что не ладилось с их мечтой
о счастье бедных людей, которому они были научены политруком.
Ониещенезналиценностижизни,ипоэтомуимбыла
неизвестна трусость -- жалость потерять свое тело.Издетства
онивышли в войну, не пережив ни любви, ни наслаждения мыслью,
ни созерцания того неимоверного мира, где онинаходились.Они
былинеизвестнысамимсебе. Поэтому красноармейцы не имели в
душецепей,которыеприковывалибыихвниманиексвоей
личности.Поэтомуонижилиполной общей жизнью с природой и
историей,-- и история бежала в те годы, какпаровоз,тащаза
собойнаподъемвсемирныйгруз нищеты, отчаяния и смиренной
косности.
Вмрачнойтемнотезасиялиперемежающимсясветомогни
судовыхсигналов.Отряд вступил на помост пристани. Сейчас же
началась посадка.
На "Шаню" посадили весь отряд, на катер"Марс"--двадцать
человек разведки, а на истребитель -- военморов.
Пуховвлез в машинное отделение "Шани" и почувствовал себя
очень хорошо. Близ машины он всегда был добродушен. Онзакурил
ипрохаркнулсягромкимголосом,уставмолчать и выдувая из
легких спертые, застоявшиеся газы.
Часа два еще гремели красноармейские башмаки по палубе и по
трапам.
Чувствуядостаточноеудовольствиеотэтихбеспокойных
событий, Пухов не усидел внизу и выскочил на палубу.
Черные тела людей, трепещущие в неярком свете фонарей, тихо
ползлипо трапам, крепко прижав к себе винтовки и все походные
принадлежности, чтобы ничто не стукнуло.
Ночь от фонарей стала еще огромней и темней,-- не верилось,
что существует живоймир.Вглубинахтьмытонулнебольшой
ветер, шевеля какие-то вещи на пристани.
Краткоипредостерегающегуделипароходы, что-то говоря
друг другу, а на берегулежаланаблюдающаятьмаивлекущая
пустыня.