Соседи говорили, что он поступил в гвардию и живет теперь в центре, в обкомовской казарме.- Как тебе шпоры? - Валек притопнул ногой. - Класс, правда? Скоро дадут настоящие, но по мне, так эти красивее. правда?- Правда.Те, кто поначалу смотрел на нас с подозрением, снова занялись пивом.- Ты не на стадион? - спросил Валек. - А то я туда собираюсь.- Нет, просто гуляю перед обедом.- Ну-ну, - сказал Валек. - Будешь возвращаться, загляни к моим, скажи, что видел меня, что я, может, завтра зайду. А может, и не зайду.- Обязательно скажу. Пока.- Пока, - Валек отвернулся от меня, и мы неторопливо пошли дальше.- Почему ты меня не представил? - спросила Моя Девушка.- Еще чего! Чтобы все узнали, что ты - не из наших?- Ну и что?- Как это что? - я даже остановился от такой непонятливости. - Если бы они узнали, что ты не наша, тебя бы тут же изнасиловали.- Подумаешь, - сказала Моя Девушка. - Наши делают тоже самое. Ничего особенного.- Конечно, ничего особенного. Только их там было человек двадцать. Это ты заметила?- Заметила, ну и что?- А то. Мы бы застряли часа на три. А я обещал матери, что к обеду вернусь.- В таком случае, - обиженным тоном заявила она, - можешь возвращаться прямо сейчас. И вообще: с тобой мне очень скучно, запомни . Я сама не понимаю, зачем пришла сегодня. Словом, мне пора.И она ушла, гордо задрав голову, а я вздохнул с облегчением. Потому что, когда она в таком настроении как сегодня, прогулка может получить неожиданное завершение. Так что возвращался я домой в прекрасном расположении духа.
4.
По мере того, как я приближался к дому, хорошее настроение сходило на нет. Причиной тому была предстоящая встреча с отцом и, как следствие, семейный обед.Отец не терял надежды на то, что я пойду по его стопам. Иными словами - в один прекрасный день отправлюсь в походный лагерь царя Леонида и стану спартанцем. Ребята с нашей улицы говорили, что спартанцы готовятся к очередному походу. Если это так, то, видимо, страстное желание отца напялить на меня бронзовый шлем и кожаный панцирь стало горячее.Меня спасало то, что мать не любила спартанцев, иначе бы я не отвертелся, вдвоем они бы со мной справились. Но мать каждый раз пыталась доказать мужу, что для сына (то есть, для меня) будет лучше и полезнее стать пажем при дворе Людовика ХП или Франциска Васильевича. При этом она напирала на то, что имеет обширные связи как при одном, так и при другом дворе.Естественно, что споры о моем будущем разгорались именно на семейных обедах, поскольку в другой обстановке родители мои не встречались. Ни к чему эти споры не приводили, каждый оставался при своем мнении. Временами - чем дальше, тем чаще - мне казалось, что они не слышат и не слушают друг друга, просто каждый торопится произнести вслух то, что подготовил к встрече, нимало не интересуясь результатами.Рано или поздно они все равно что-нибудь придумают, мне придется смириться с их решением. Лучше, конечно, позже, чем раньше, ни перспектива стать пажем, ни перспектива стать спартанцем меня не радовали. Так что пусть спорят подольше и без меня.Стол был накрыт под навесом, во дворе. Отец никогда не входил в дом - за исключением одной ночи, около семнадцати лет назад.- Наконец-то, - мать уже сидела за столом. - Мог бы и пораньше вернуться.- Разве я опоздал?- Я хочу поговорить с тобой до прихода отца. Сегодня - твой день рождения.- Знаю, - я нимало не придавал значения этому факту.- Тебе сегодня шестнадцать.- Ну и что? - я пожал плечами. - В прошлом году было пятнадцать. Какая разница?- Большая, - мать поджала губы. - Пора подумать о будущем.- Что о нем думать?- Тебе очень пойдет бархатный берет.- Не сомневаюсь.- И короткая шпага.- Возможно, - я не хотел спорить. С минуты на минуту придет отец, вот пусть они и спорят. Без моего участия.- Все очень просто, - сказала мать. - Я предупрежу камергера, и тебя примут.
Никаких проблем.- Отлично, - сказал я. - Можно, я поем?- Нужно только решить, к которому из королей ты пойдешь на службу.- К самому лучшему, - сказал я.- Наверное, к тому, который ближе живет, - сказала мать.- Гениально, - сказал я. - А поесть можно?В эту минуту, наконец, заскрипела калитка, и во двор вошел отец. Мать замолчала. Он прошел в дальний угол двора. Я заметил, что его панцирь разорван на боку, а над глазом запеклась кровь.- Почему так поздно? - сухо спросила мать. Он не ответил.- Что случилось? - спросил я. Отец снова не ответил. Он возился с застежками и ремешками своего панциря и ругался вполголоса.- Помоги ему, - сказала мать. Я не пошевелился. Я не мог преодолеть отвращения, которое вызывало во мне все, что связано с оружием или войной. Я не мог заставить себя прикоснуться к панцирю.Отец справился с доспехами без моей помощи и вернулся к столу. Мать подала ему ломоть праздничного хлеба и кружку молока. Он принялся за еду.У меня пропал аппетит. Больше всего мне хотелось, чтобы традиционный разговор начался как можно позже, а еще лучше - не начался бы вообще.Отец доел, смахнул крошки на пол и сказал:- Война.- Опять, - мать вздохнула. - Вам еще не надоело?Он тяжело посмотрел на нее и ничего не сказал.- С кем? - спросил я.- С Центральным Рынком.Не зря у меня портилось настроение. За Центральным Рынком жила Моя Девушка. Значит, наше примирение откладывается, как минимум, на три-четыре дня.- С Центральным Рынком? - задумчиво спросила мать. - А где это?- На юге, - сказал я. - Точнее, на юго-западе.Она удивилась.- Там же нечем дышать! Как же там воюют?Отец поднялся из-за стола, молча осмотрел автомат, повесил на плечо тяжелый щит. После этого подошел ко мне и хмуро сказал:- Собирайся, пойдешь со мной.- Зачем?Для отца подобный вопрос звучал, по меньшей мере, нелепо. Тем не менее, он ответил:- Пора начинать.- Наш президент распустил гвардию, - сказала вдруг мать. - Я имею в виду, старую гвардию. Скоро будут набирать новую. Может быть, дня через три. Или четыре. Так говорят при дворе. Во всяком случае, я так слышала.Отец молча смотрел на меня. Я медленно поднялся из-за стола. Он кивнул и направился к калитке.- А казнить их будут, видимо, завтра, - сказала мать.- Кого? - спросил я машинально.- Старых гвардейцев, кого же еще? - мать отщипнула корочку хлеба. Президент не может набирать новую гвардию до казни. Вот я и подсчитала: если через три дня будут набирать новую, значит, старую гвардию казнят завтра или послезавтра.Отец остановился у калитки и вопросительно посмотрел на меня. Я не двигался.- Я жду.- Не пойду, - сказал я. - Не хочу.Он пожал плечами:- Как хочешь, сегодня у меня нет времени тебя уговаривать.Он ушел. Я посмотрел на мать. Она молчала, но по ее торжествующему лицу видно было, что в споре о моем будущем она уже считала себя победительницей.Зря она так считала. Становиться пажем мне хотелось еще меньше, чем становиться спартанцем.- Ты оскорбил отца, - сказала мать сдержанно. - Когда он вернется, попроси у него прощения.- Если вернется, - сказал я.- Что?- Ничего.- Впрочем, - сказала она, - он тоже неправ. Ты уже взрослый. С твоим мнением следует считаться.Она имела в виду свое мнение.- Эти спартанцы, - мать брезгливо поморщилась, - редко моются и едят всякую гадость, - она выжидательно посмотрела на меня.Я промолчал.- Голова болит, - сказала мать. - Пойду прилягу.Я снова промолчал, я понимал, что никуда не денусь, отправлюсь вслед за отцом, едва только мать уйдет к себе.
5.
Причин, заставивших меня отправиться к Центральному Рынку, было две. Во-первых - Моя Девушка. Она жила на Юго-Западной окраине города, то есть, за Рынком. А во-вторых - я испытывал какое-то смутное чувство вины перед отцом. Не знаю, почему.