Когда я подошел к Рынку, там уже собралось множество любопытных, в основном - детей и подростков. Они стояли у пограничных столбов, пересекавших с запада на восток базарную площадь, облепили росшие у входа деревья, балконы близлежащих домов.За столбами шла война. Там убивали, жгли, насиловали женщин. Все шло, как положено на войне. Я, впрочем, ничего такого не видел. Отец рассказывал о прежних войнах, так что я прекрасно представлял себе все это, убедиться же в истине этих рассказов воочию особого желания не было. Я просто ждал, когда все закончится.Ждать мне пришлось часа полтора. Любопытные разошлись. Я миновал пограничные столбы и осторожно пошел по Рынку.Среди тлеющих развалин валялись убитые. Я старался подальше обходить их. Посередине рынка, за длинным пустым прилавком сидел, подперев голову, продавец помидоров. Помидоры лежали аккуратной горкой рядом с весами. Я подошел, чтобы спросить, кто победил, но понял, что он тоже мертв.Из ближайшего бара донеслось нестройное пение. Бар находился возле боковых ворот, которые во время войны запирались.Я вошел внутрь.Пели пьяные солдаты. Голые по пояс, они сидели за длинным узким столом, залитым пивом. Оружие и грязная одежда были грудой свалены в угол, подле незажженного камина. Стол загромождали кружки, тарелки с рыбой, бутылки.Я подошел к бармену, равнодушно взиравшему из-за высокой стойки на веселившихся, и спросил:- Кто победил?- А что, опять война? - спросил он, в свою очередь.- Да, с самого утра, по-моему.- То-то, я смотрю, за целый день - ни одного клиента.- Так ты не знаешь?Бармен флегматично пожал плечами.- Может быть, эти, - он показал на солдат. - А может быть, те, - он указал пальцем в угол, за моей спиной. Я оглянулся. Там, за угловым столиком, веселилась еще одна группа.- А может быть, никто не победил, - сказал бармен. - И даже скорее всего никто. Просто скоро стемнеет. Перенесли на завтра. Если, конечно, не перепьются.Я посмотрел на солдат. Один из них поднялся на ноги и, надсаживаясь, заорал:- А ну-ка, выпьем за здоровье Филиппа, потому как... - он не договорил почему - пошатнулся и рухнул на табурет. Солдаты одобрительно заржали,дружно выпили за Филиппа - без пояснений.- Кто такой Филипп? - спросил я.- Филипп? - бармен зевнул. - Царь, что ли? Или президент? Кто его знает.- Он с Центрального Рынка?- Какая разница? - бармен задумчиво поскреб щетинистый подбородок. - Выпей за его здоровье и считай, что он умер, - он поставил на стойку полную кружку и пододвинул ее ко мне.- Я не пью, - сказал я.Он взял кружку, немного подумал и осушил ее сам. Тут я понял, что бармен пьян мертвецки. Видимо, в отсутствие клиентов, он весь день обслуживал сам себя. Поставив пустую кружку, он сосредоточенно посмотрел на меня и спросил:- А если ты не пьешь, так что ты здесь делаешь?- Ничего.Бармен с сожалением перевернул пустую кружку вверх дном.- Ты лучше проваливай, - посоветовал он. - А то мне не понравится, я и убить могу. Без всякой войны. Очень просто, - он ткнул кружкой в сторону двери. Я и сам не собирался больше оставаться в баре, мне была неприятна густая винная сырость.Выбравшись на улицу, я поспешил к дому Моей Девушки. После бара дышать на улице было много легче.Кто такой царь Филипп? Среди наших я такого не помнил. Впрочем, это ровным счетом ни о чем не говорило, потому что царей, королей и прочих президентов было великое множество: Леонид, Генрих, Иван, два Франциска (правда, с разными отчествами), Людовик восемнадцатый. За Центральным Рынком - в Залесье и далее - их, по-моему, было не меньше. То, что бармен не знал царя Филиппа - или не царя - тоже ничего не значило. Я, например, о Генрихе узнал только позавчера.Кроме царей, королей и прочих были еще архиэкстрасенсы, двое.