ПЕРВЫЙ ДЕНЬ
I
Поезд шел полным ходом. Паломники ибольные,теснившиесянажестких
скамейках вагона третьего класса, заканчивалимолитву"Avemarisstella"
{"Привет тебе, звезда морей" (лат.).}, которую они запели, лишь только поезд
отошелотОрлеанскоговокзала;вэтовремяМари,увидевгородские
укрепления, в лихорадочном нетерпении приподнялась на своем горестном ложе.
- Ах, форты,-радостно,несмотрянасвоеболезненноесостояние,
воскликнула девушка. - Наконец-то мы выехали из Парижа!
Ее отец, г-н де Герсен, сидевший напротив, улыбнулся,заметиврадость
дочери, а аббатПьерФромансглубокойжалостьюибратскойнежностью
посмотрел на девушку и невольно произнес вслух:
- А ведь придется ехать так дозавтрашнегоутра,вЛурдемыбудем
только в три сорок. Более двадцати двух часов пути!
Этопроисходиловпятницу,девятнадцатогоавгуста.Былополовина
шестого утра, сияющее солнце только что взошло, но собравшиеся нагоризонте
густыеоблакапредвещалидушный,грозовойдень.Косыесолнечныелучи
пронизывали золотом крутящуюся в вагоне пыль.
Опять тоска охватила Мари, и она прошептала:
- Да, двадцать два часа. Боже мой! Как долго.
Отец помог ей снова улечься в узкий ящик, нечто вроде лубка, вкотором
она провела семь лет жизни. В видеисключениявбагажпринялидвепары
съемных колес, которые привинчивались,чтобывозитьящик.Зажатаямежду
досками этого передвижного гроба,девушказанималанаскамьецелыхтри
места. С минуту она лежала, смежив веки; худенькое землисто-серое лицоМари
было все же прелестновореолепрекрасныхбелокурыхволос,которыхне
коснулась болезнь, и выражение его было детски-наивно, несмотря нато,что
ей уже минуло двадцать три года. Одета она была очень скромно, в простенькое
черное шерстяное платье, а на шее у нее висел билетикПопечительствасее
именем ипорядковымномером.Марипособственнойволепроявилатакое
смирение; к тому же ей не хотелось вводить в расходы своих близких,впавших
в большую нужду. Поэтому она и оказаласьздесь,втретьемклассебелого
поезда для тяжелобольных, самого скорбногоизвсехчетырнадцатипоездов,
отправлявшихся в тот деньвЛурд,тогопоезда,который,кромепятисот
здоровых паломников, мчал на всех парах с одного конца Франции на другой еще
триста несчастных, изнемогающих от слабости людей, измученных страданиями.
Жалея, что он огорчил девушку, Пьер продолжал смотреть на неестакой
нежностью, словно онбылеестаршимбратом.Пьерунедавноисполнилось
тридцать лет. Это был бледный, худощавый человек свысокимлбом.Взявна
себя все заботы о путешествии, он захотел сам сопровождатьМариивступил
членом-соревнователем в Попечительство богоматери всех скорбящих; насутане
его красовался красный с оранжевой каймойкрестсанитара.
Г-ндеГерсен
приколол к своей серой суконной куртке алый крестикпаломника.Любезныйи
рассеянный, оченьмоложавый,несмотрянапятьдесятслишнимлет,он,
казалось, был в восторге от путешествия и то и дело поворачивал к окнусвою
птичью голову.
В соседнем купе, несмотря на отчаянную тряску вагона, вызывавшую у Мари
болезненные стоны, поднялась сестраГиацинта.Оназаметила,чтодевушка
лежит на самом солнце.
- Опустите, пожалуйста, штору, господинаббат...Ну,вотчто,пора
располагаться и привести в порядок наше маленькое хозяйство.
Сестра Гиацинта, всегда улыбающаяся и энергичная, была вформесестер
Общины успения богородицы, - в черном платье, которое оживляли белыйчепец,
белая косынка и длинный белый передник. От ее прекрасных голубых глаз, таких
кротких и нежных, и свежего маленького рта веяло молодостью.Сеструнельзя
было назвать красивой, но стройный,тонкийстан,мальчишескаягрудьпод
форменным передником, белоснежный цвет лица - все внейдышалопрелестью,
здоровьем, веселостью и целомудрием.
- Как нестерпимо палит солнце! Прошу вас,сударыня,спуститеивашу
штору.
Рядом с сестрой, в уголке, сидела г-жа де Жонкьер с маленькимдорожным
мешком на коленях. Она медленно спустила штору. Г-жа де Жонкьер, полная, еще
оченьмиловиднаябрюнетка,хорошосохранилась,хотяунееужебыла
двадцатичетырехлетняя дочь Раймонда, которуюонаизприличияпосадилав
вагон первого класса вместе с двумя дамами-попечительницами, г-жой Дезаньо и
г-жой Вольмар. Сама г-жа де Жонкьер, начальница палаты в Больнице богоматери
всех скорбящих в Лурде, должна была ехать со своими больными; на дверях купе
покачивалсяплакатсуставом,гдеподееименемзначилисьимена
сопровождавших ее двух сестер Общины успения. Г-жа деЖонкьер,вдова,муж
которой разорился незадолго до смерти, скромно жила с дочерью на улицеВано
в квартире, выходившей окнами во двор,нарентувчетыре-пятьтысяч
франков. Отличаясь неисчерпаемым милосердием, г-жа де Жонкьер все свое время
отдавала Попечительству богоматери всехскорбящихибыласамойактивной
ревнительницей этого дела; ее коричневое поплиновое платьеукрашалкрасный
крест. Женщина гордая, она любила лесть и поклонение и с радостьюсовершала
ежегодное путешествие в Лурд, где находила удовлетворение своим пристрастиям
и стремлениям.
- Вы правы, сестра, нам надо устроиться поудобней.Незнаю,зачемя
держу этот мешок.
Она положила его возле себя под лавку.
- Погодите, - сказала сестра Гиацинта, - у вас в ногах кувшин сводой.
Он вам мешает.
- Да нет, уверяю вас. Оставьте, надо же ему где-нибудь стоять/
И обе принялись, как они говорили,устраиватьсвоехозяйство,чтобы
больные могли провести с наибольшим удобством суткиввагоне.Обеимбыло
досадно, что они не могли взять к себе Мари - она пожелала остаться с Пьером
и отцом; впрочем, они без труда общались через низенькуюперегородкукупе.