Пьер успокоился, не падал духом,
ходил с высоко поднятой головой; в нембылоскорбноевеличиеневерующего
священника, зорко наблюдающего, однако, за верой своей паствы. Онсознавал,
что не одинок, у него, несомненно,естьбратьяпоубеждениям,такиеже
священники, истерзанные сомнением, опустошенные, но оставшиеся у алтаря, как
солдатыбезотечества,инаходившиевсебемужествоподдерживатьу
коленопреклоненной толпы иллюзорную веру в божество.
Окончательно выздоровев, Пьервернулсяксвоимобязанностямаббата
маленькой церкви вНейи.Каждоеутроонслужилобедню.Ноонтвердо
отказывался от каких бы то ни было повышений. Проходили месяцы, годы,аон
упорно оставался тем безвестным, скромным священником, какиевстречаютсяв
небольших приходах, - они появляются и исчезают, выполнив свой долг.Всякое
повышение в сане, казалось Пьеру, усугубило бы обман, было быворовствомв
отношении более достойных. Ему нередкоприходилосьотклонятьвсевозможные
предложения, таккакдостоинстваегонемоглиостатьсянезамеченными;
архиепископ удивлялся его упорной скромности - ему хотелосьвоспользоваться
силой, которая угадывалась в Пьере. Лишь иногда Пьер горько сожалел, чтоне
приносит достаточной пользы; егомучилопламенноежеланиеспособствовать
какому-нибудьвеликомудеянию,умиротворениюназемле,спасениюи
благоденствию человечества. Ксчастью,днемонбылсвободенинаходил
утешение в исступленной работе: поглотив все книги из библиотеки отца,Пьер
стал изучать его труды, а потом с жаром принялся за историюнародов,желая
вникнуть в сущность социального и религиозного зла,чтобыузнать,нетли
способов исцеления от него.
Однажды утром, роясь в одном из большихящиковкнижногошкафа,Пьер
наткнулся на объемистую папку, содержавшую множество материаловолурдских
чудесах. Там были копии допросов Бернадетты, судебныепротоколы,донесения
полиции,врачебныесвидетельства,несчитаяинтереснейшейчастнойи
секретной переписки. Пьера удивила находка, и он обратился заразъяснениями
кдокторуШассеню,которыйвспомнил,чтоегодруг,МишельФроман,
действительнокак-тозаинтересовалсяделомясновидящейБернадеттыис
увлечением изучал его; он сам, уроженец соседней с Лурдом деревни, добыл для
химика часть документов. Пьер, в свою очередь, целыймесяцувлекалсяэтим
делом; его подкупал образ Бернадетты, девушки прямой ичистойсердцем,но
все, что возникло впоследствии - варварский фетишизм, болезненноесуеверие,
преступная торговля таинствами, - глубоко возмущало его. При переживаемом им
душевном переломе эта история была словно создана для того,чтобыускорить
крушение его веры. НоонавозбудилаилюбопытствоПьера,онхотелбы
расследоватьэтодело,установитьбесспорнуюнаучнуюистину,оказать
незапятнанномухристианствууслугу,избавивегоотненужногошлака,
засоряющегоэтутрогательнуюдетскуюсказку.
ОднакоПьерупришлось
отказаться от своего исследования - его остановила необходимостьпоездкив
Лурд, к Гроту, и величайшие трудности, связанныесполучениемнедостающих
сведений.Ноунегосохраниласьнежностькочаровательномуобразу
Бернадетты, и он всегда думал о ней с бесконечной жалостью.
Шли дни, и одиночествоПьерастановилосьвсеболееполным.Доктор
Шассень бросил клиентуру и уехал в Пиренеи в смертельной тревоге: он повез в
Котере больную жену, которая медленно угасала у него на глазах; с ним вместе
уехалапрелестнаядочь,ужевзрослаядевушка.Сэтойпорыопустелый
маленький дом в Нейи погрузился в мертвую тишину. У Пьера осталось лишь одно
развлечение - иногда он навещал де Герсенов, выехавших из соседнегодомаи
поселившихся в тесной квартирке бедного квартала. Ивоспоминаниеопервом
посещении их было так живо, что у Пьера сжималось сердце каждый раз, какон
вспоминал свое волнение при виде печальной Мари.
Пьер очнулся и, посмотрев на Мари, увидел ее такой, какой застал тогда:
она уже лежала в своем лубке, прикованная к этому гробу,которыйвслучае
необходимости можно было поставить на колеса. Девушка, такая жизнерадостная,
любившая движение и смех, теперь умирала от бездеятельности и неподвижности.
Единственно, что сохранилось в ней, - это волосы, покрывавшие еезолотистым
плащом; но она так похудела, что казалась ребенком. А больше всегонадрывал
сердце ее пристальный, но отсутствующий взгляд, говоривший о забвении всего,
кроме ее тяжелой болезни.
Мари заметила, что Пьер смотрит на нее, и чуть улыбнулась,нотутже
застонала; и какой жалкой была улыбка бедной,пораженнойнедугомдевушки,
убежденной, что она не доживет до чуда! Пьербылпотрясен;онникогоне
видел и не слышал, кроме нее, во всем этом переполненном страданиями вагоне,
словно все мукисосредоточилисьвнейодной,вмедленномумиранииее
молодости, красоты, веселости.
Не спуская глаз с Мари, Пьер снова вернулся к воспоминаниям о прошедших
днях; он вкушал часы горького и грустного очарования, которые пережилподле
нее во время посещений маленькой, убогой квартирки. Г-н де Герсенразорился
вконец,мечтаявозродитьцерковнуюживопись,раздражавшуюегосвоей
посредственностью. Последние гроши его поглотил крах типографии,печатавшей
цветные репродукции; рассеянный, неосмотрительный, полагаясь на бога,вечно
носясь с ребяческими иллюзиями, он не замечал возраставшей нужды, невидел,
чтостаршаядочь,Бланш,проявляетчудесаизобретательности,чтобы
заработать на хлеб для своего маленького мирка - своих двух детей,какона
называла отца и сестру. Бланш давала уроки французского языка и музыки;она
с утра до вечера, и в пыль и вслякоть,мерилаулицыПарижаинаходила
средства для постоянного ухода за Мари. А той нередкоовладевалоотчаяние,
она заливалась слезами, считаясебяглавнойвиновницейразорениясемьи,
которая столько лет тратиласьнадокторовивозилаееповсевозможным
курортам - в Бурбуль, Экс, Ламалу, Анели.