Резкий толчок вывел его из задумчивости. Пьер оглянулсяикаксквозь
сон увидел всех этих страждущих людей: застывшую в своем горе г-жу Маэ, тихо
стонавшую на коленях у матерималенькуюРозу,Гривотту,задыхающуюсяот
кашля. На секунду мелькнуло веселое лицо сгетрыГиацинтывбелойрамке
воротника ичепца.Тяжелоепутешествиепродолжалось,вдалимерцаллуч
чудеснойнадежды.ПостепеннопрошлоесновазавладелоПьером,новые
воспоминаниянахлынулинанего;толькоубаюкивающийнапевмолитвыда
неясные, как в сновидении, голоса долетали до его сознания.
Пьер учился в семинарии. Ясно представились ему классы, внутренний двор
с деревьями. Но вдруг он, как в зеркале, увидел собственное лицо, лицо юноши
- такое, каким оно былотогда,ионвнимательнорассматривалего,как
физиономию постороннего человека.УвысокогоихудогоПьералицобыло
удлиненное, лоб очень крутой и прямой, какбашня;книзулицосуживалось,
заканчиваясьострымподбородком.Онказалсявоплощениемрассудочности,
нежной была только линия рта. Когда серьезное лицоПьераосвещалаулыбка,
губыиглазаегопринималибесконечномягкоевыражение,проникнутое
неутолимой жаждой любви, желанием отдать себя целиком чувству и житьполной
жизнью.Ноэтопродолжалосьнедолго,егосноваобуревалимысли,им
овладевало то стремление все познать и все постичь, которое постоянно жило в
нем. Он всегда с удивлением вспоминал о семинарских годах. Какмогонтак
долго подчиняться суровойдисциплине,налагаемойслепоюверой,послушно
следовать ее канонам, ни в чем не разбираясь?Отнеготребовалосьполное
отречение от разума, и он напряг волю, он подавил в себе мучительное желание
узнать истину. Очевидно, его тронули слезы матери, и он хотелдоставитьей
то счастье, окоторомонамечтала.НотеперьПьерприпоминалвспышки
возмущения, в глубине его памяти вставали ночи, проведенные вбеспричинных,
казалось бы, слезах, ночи, полные неясных видений, когда емупредставлялась
свободная, яркая жизнь и перед ним непрестанно реял образ Мари; она являлась
ему такой, какой он видел ее однажды утром, ослепительно прекрасной; лицо ее
было залито слезами, и она горячо целовала его. И сейчасодинтолькоэтот
образ остался перед ним, все остальное - годы обучениясиходнообразными
занятиями, упражнениямиирелигиознымиобрядами,такимиодинаковыми,-
пропало в тумане, стерлось в сумерках, исполненных смертельной тишины.
Поезд на всех парах с грохотом промчался мимо какой-тостанции.Пьера
вновь обступили смутные видения. Мелькнула изгородь, а за нею поле,иПьер
вспомнилсебядвадцатилетнимюношей.Мыслиегомешались.Серьезное
недомогание заставило его прервать занятия и уехать в деревню. Ондолгоне
видел Мари: дважды приезжал он в Нейи на время каникул и ни разунемогс
нею встретиться, потому что она постоянно бывала в отъезде.
Ондолгоне
видел Мари: дважды приезжал он в Нейи на время каникул и ни разунемогс
нею встретиться, потому что она постоянно бывала в отъезде. Пьерзнал,что
она серьезно заболела после падения с лошади; это случилось, когда ей минуло
тринадцать лет, в переходный возраст. Мать,вотчаянииотболезниМари,
подчиняясь противоречивым предписаниям врачей,каждыйгодувозилаеена
какой-нибудь курорт. Потом, словно гром среди ясного неба,пришлавестьо
внезапной кончине матери, такой суровой, но такой необходимой для семьи. Это
произошло при трагических обстоятельствах, в Бурбуле, куда она отвезладочь
для лечения. Воспаление легких свело ее в могилу в пять дней, а заболела она
оттого, что как-то вечером на прогулке сняла с себя пальто и наделаегона
Мари. Отец поехал за телом умершей жены и за обезумевшейотгорядочерью.
Хуже всего было то, что со смертью матери дела семьи в руках архитектора все
большезапутывались:онбезсчетабросалденьгивбезднувсеновых
предприятий. Мари, прикованная болезнью к кушетке,недвигаласьсместа;
оставалась одна Бланш, но она была всецело поглощена в товремявыпускными
экзаменами. Девушка упорно добивалась диплома,сознавая,чтоейпридется
зарабатывать средства на всю семью.
Внезапно среди полузабытых, неясных воспоминаний передПьеромвсплыло
четкое видение. Расстроенное здоровье заставило его снова взять отпуск.Ему
уже двадцать четыре года, он очень отстал от своих сверстников, преодолев за
этовремялишьчетыренизшихступеницерковнойиерархии,однакопо
возвращении ему обещан сан младшего дьякона -этонавсегдасвяжетегос
церковью нерушимым обетом. Перед взором Пьера с необычайной ясностьювстало
былое: он увидел сад Герсенов в Нейи, гдетакчастокогда-тоиграл;под
высокие деревья у изгороди прикатили кресло Мари, и ониосталисьвдвоемв
тот печальныйосеннийдень;вокругцарилпокой,девушкаполулежалав
глубоком трауре, откинувшись наспинкукресла,вытянувнеподвижноноги;
Пьер, также в черном, одетый уже всутану,сиделвозленеенажелезном
стуле. Мари проболела пять лет. Ей минуло теперь восемнадцать, она похудела,
побледнела и все жебылаочаровательнавореолепышныхзолотыхволос,
которые -пощадила болезнь. Но Пьер знал, что онаосталаськалекойнавсю
жизнь и ей не суждено стать женщиной. Врачи, не сговариваясь, отказалисьее
лечить. По-видимому, об этом и говорила с нимМаривтотхмурыйосенний
день, когда осыпались пожелтевшие листья. Пьернепомнилееслов,нои
сейчас видел лишь ее бледную улыбку, прелестное лицо этого разочарованного в
жизни юного существа. Потом он понял, что она вызывает в памяти далекий день
их прощания наэтомсамомместе,заизгородью,пронизаннойсолнечными
лучами; но все умерло - и слезы,ипоцелуи,иобещаниевстретитьсядля
взаимного счастья. Они, однако, встретились, но к чему это теперь? Онабыла
все равно что мертвая, а он собиралсяумеретьдлямирскойжизни.