Вечеромкнемупостучалсякто-тоипришлаМосква,
счастливая по виду, как постоянно, и с прежним громким сердцем.
Божко робко, от крайней нужды своего чувства, обнялМоскву,а
онаегосталацеловатьвответ.Висхудаломгорле Божко
заклокоталаскрытаямучительнаясилаионбольшенемог
опомниться,узнаваяединственноесчастье теплоты человека на
всю жизнь.
3
Каждое утро, просыпаясь, Москва Честнова долго смотрела на
солнечный свет в окнеиговорилавсвоемпомышлении:"Это
будущеевремя настает", и вставала в счастливой безотчетности,
которая зависела, вероятно, не от сознания, а от сердечной силы
и здоровья.ЗатемМосквамылась,удивляясьхимииприроды,
превращающейобыкновеннуюскудную пищу (каких только нечистот
Москва не ела в своей жизни!) врозовуючистоту,вцветущие
пространстваеетела. Даже будучи сама собой, Москва Честнова
могла глядеть на себя, как на постороннюю, илюбоватьсясвоим
туловищем во время его мытья. Она знала, конечно, что здесь нет
еезаслуг,ноздесьестьточнаяработапрошлыхвремен и
природы, -- и позже,жуязавтрак,Москвамечталачто-тоо
природе--текущейводою,дующейветром,беспрерывно
ворочающейся,каквболезненномбреду,своимгромадным
терпеливымвеществом...Природенадобылообязательно
сочувтвовать -- она столько потрудилась для созданиячеловека,
-- как неимущая женщина, много родившая и теперь уже шатающаяся
от усталости...
ПоокончаниишколывоздухоплаванияМосквуназначили
младшим инструктором притойжешколе.Онатеперьобучала
группупарашютистов способу равнодушного прыжка из аэроплана и
спокойствию характера при опускании в гулком пространстве.
Сама Москва летала, неощущаявсебеникакогоособого
напряженияилимужества,оналишьточно,каквдетстве,
считала, где"край", т.е. конец техники и началокатастрофы,и
недоводиласебя до "края". Но "край" был гораздо дальше, чем
думали, и Москва все время отодвигала его.
Однажды онаучавствовалависпытанииновыхпарашютов,
пропитанных таким лаком, который скатывал прочь влагу атмосферы
и позволял делать прыжки даже в дождь. Честнову снарядили в два
парашюта--другойдаливзапас.Ее подняли на две тысячи
метров иоттудапопросилиброситьсяназемнуюповерхность
сквозь вечерний туман, развившийся после дождей.
Москва отворила дверь аэроплана и дала свой шаг в пустоту;
снизувнееударилжесткийвихрь,будто земля была жерлом
могучей воздуходувки, в которой воздух прессуется дотвердости
ивстаетвверх--прочно, как колонна; Москва почувствовала
себя трубой, продуваемой насквозь,идержалавсевремярот
открытым,чтобыуспеватьвыдыхать внизывающийся в нее в упор
дикий ветер.
Кругом нее было смутно от тумана, земля находилась
еще далеко. Москва начала раскачиваться, не видимая никем из-за
мглы, одинокая и свободная. Затем она вынула папиросу испички
и хотела зажечь огонь, чтобы закурить, но спичка потухла; тогда
Москваскорчилась,чтобыобразовать уютное тихое место около
своей груди, и сразувзорвалавсеспичкивкоробке,--и
огонь,схваченныйвихревою тягой, мгновенно поджег горючий лак,
которым былипропитанышелковыелямки,соединявшиетяжесть
человекасоболочкойпарашюта; эти лямки сгорели в ничтожное
мгновение, успев лишь накалиться и рассыпаться в прах, --куда
деласьоболочка,Москванерассмотрела, так как ветер начал
сжигатькожунаеелицевследствиежесткой,всеболее
разгорающейся скорости ее падения вниз.
Оналетела с горячими красными щеками и воздух грубо драл
ее тело, как будто он был не ветернебесногопространства,а
тяжелоемертвоевещество,--нельзя было представить, чтобы
земля была еще тверже и беспощадней. "Воткакойты,мир,на
самомделе"-- думала нечаяно Москва Честнова, исчезая сквозь
сумрактуманавниз.--Тымягкийтолькокогдатебяне
трогаешь!" Она дернула кольцо запасного парашюта, увидела землю
аэродромав сигнальных огнях и закричала от внезапного мучения
-- раскрывшийся парашют рванул ее тело вверх с такой силой, что
Москва почувствовала свои кости, каксплошьзаболевшиезубы.
Через две минуты она уже сидела на траве, покрытая парашютом, и
стала выползать оттуда, вытирая слезы, выбитые ветром.
ПервымкМосквеЧестновойподошелизвестныйлетчик
Арканов, не погнувший за десять лет работы ни одного хвостового
крюка, не знавший никогда ни неудачи, ни аварии.
Москва выползла из-под оболочки всесоюзнойзнаменитостью.
Аркановидругойпилотвзяли ее под руки и повели в комнату
отдыха, приветствуя по пути. На прощанье Арканов сказал Москве:
"Нам жалко утратить вас, но кажется мы вас ужепотеряли...Вы
понятияне имеете о Воздухофлоте, Москва Ивановна! Воздухофлот
это скромность, а вы -- роскошь! Желаю вам всякого счастья!"
Через два дня Москву Честнову освободили надвагодаот
летной работы вследствие того, что атмосфера -- это не цирк для
пускания фейерверков из парашютов.
Некотороевремяосчастливом,молодоммужестве Москвы
Честновой писали газеты и журналы; даже заграницейполностью
сообщилиопрыжкесгорящим парашютом и напечатали красивую
фотографию "воздушной комсомолки", но потом это прекратилось, а
Москва вообще не поняла своей славы: что это такое.
Она жилатеперьнапятомэтаженовогодома,вдвух
небольшихкомнатах.Вэтомдоме жили летчики, конструкторы,
различные инженеры, философы, экономические теоретики ипрочие
профессии.ОкнаМосквыЧестновойвыходилиповерх окрестных
московских крыш, и вдалеке --наослабевшемумирающемконце
пространствавидныбыликакие-тодремучие леса и загадочные
вышки; на заходе солнца там одиноко блестелнеизвестныйдиск,
отражая последний свет на облака и на небо, -- до этой влекущей
страныбылокилометровдесять, пятнадцать, но, если выйти из
дома на улицу, МоскваЧестнованенашлабытудадороги.