Вдали, за прудом, темнел ольховник; ближайшие деревья необычайно четко вырисовывались на розовом закатном небе. За домом, во дворе,
клекотали аисты.
- Как хорошо! Как здесь хорошо! - повторял Поланецкий.
- Очень! - отозвалась Марыня.
- Теперь я понимаю вашу привязанность к этим местам. И потом, труд... Чем больше его вкладываешь в какое-то дело, тем оно становится
дороже. Да, в деревне бывают отрадные минуты, вот как сейчас, например. Да и вообще тут чудесно. А в городе иногда охватывает такая апатия,
особенно когда день-деньской проверяешь счета... К тому же я совсем одинок. У Бигеля, моего компаньона, есть дети, жена, ему хорошо! Не то что
мне. Порой я говорю себе: ну что проку в этой работе? Допустим, скоплю немного денег, а дальше что? Ничего не ждет, кроме работы. Сегодня,
завтра - вечно одно и то же. Видите ли, всякое дело, в том числе и наживание денег, затягивает, и возникает иллюзия, будто это и есть цель. Но
иной раз вдруг подумаешь: а может, прав этот чудак Васковский, который говорит: у кого фамилия оканчивается на “-ский” или “-ич”, тот не может
всю душу вложить в одну только работу и тем удовольствоваться. В нас, по его словам, еще слишком свежа память о нашем предсуществовании -
вообще, мол, у славян совсем иное предназначение. Большой оригинал, философ и мистик. Я спорю с ним - и наживаю капитал всеми доступными мне
способами. Но вот сейчас, когда гуляю с вами в саду, - начинаю думать, что он прав.
Некоторое время шли молча. Закат отбрасывал на их лица свой румяный отсвет. Они чувствовали взаимную приязнь, углублявшуюся с каждой
минутой. Им было хорошо и спокойно вдвоем.
Поланецкий ощутил это, видимо, с особенной силой.
- А правду говорила пани Эмилия, - сказал он, помолчав. - Теперь я сам вижу: через какой-нибудь час к вам начинаешь испытывать большее
доверие, чем к иному человеку через месяц. Кажется, будто мы знакомы с вами много лет. Наверно, только доброта располагает так к себе людей.
- Эмилька меня любит, вот и хвалит, - ответила Марыня просто. - Но если даже так, я бываю доброй не со всеми.
- Да, вчера вы производили другое впечатление, но вы устали и вам хотелось спать.
- Пожалуй.
- Что же вы не легли? Чай и слуга мог подать; наконец, обошелся бы и без чаю.
- Что вы, не настолько уж мы негостеприимны. Кто-то из нас, сказал папа, должен вас встретить. Я побоялась, что он сам станет дожидаться -
а ему вредно ложиться поздно, - и осталась за него.
“Как бы не так, стал бы он меня дожидаться! А ты - добрая душа, оберегаешь покой этого старого эгоиста”, - подумал Поланецкий и сказал:
- Простите, что вчера я сразу же заговорил о деньгах. Привычка делового человека! Потом я страшно ругал себя за это. Право, мне очень
совестно, простите меня.
- За что же? Вы ни в чем не виноваты. Вам сказали, что я всем ведаю, вы и обратились ко мне.
Вечерняя заря разгоралась все багровей. Они пошли домой, но вечер был так хорош, что остались на веранде, выходившей в сад. Поланецкий
отлучился в гостиную и вернулся со скамеечкой, которую, опустясь на одно колено, подставил Марыне под ноги.
- Благодарю вас, - сказала она, наклонясь и придерживая платье руками. - Вы очень добры!.. Благодарю вас.
- Вообще-то я к людям невнимателен, - ответил Поланецкий.
- Но знаете, благодаря кому я немножко научился заботиться о других? Благодаря
Литке. Ее постоянно приходится опекать, и пани Эмилия заботится о ней неусыпно.
- Да, она самоотверженная мать, - отвечала Марыня, - и мы все ей будем помогать. Я пригласила бы их к нам, если б они в Райхенгалль не
поехали.
- А я бы без приглашения приехал следом за Литкой.
- Приглашаю вас впредь от папиного имени в любое время.
- Не бросайтесь словами, а то я могу злоупотребить вашей любезностью. У вас здесь очень хорошо, и как только мне будет плохо в Варшаве,
прилечу сюда под ваш кров...
Поланецкий уже сознательно говорил так, в расчете больше приблизиться к ней, и вместе - совершенно искренне, любуясь этим милым девичьим
личиком, которое в лучах заходящего солнца показалось ему еще спокойней, чем прежде. А Марыня, подняв на него голубые глаза, будто спрашивая:
“Ты серьезно или шутишь?”, - ответила, понижая голос:
- Хорошо.
И оба замолчали, словно связанные незримой нитью этого взаимного обещания.
- Странно, что папы так долго нет, - сказала наконец Марыня.
И в самом деле, солнце уже зашло: в розоватых закатных сумерках бесшумно шныряла летучая мышь, с пруда доносилось кваканье лягушек.
Поланецкий промолчал, словно размышляя о своем.
- Я принимаю жизнь такой, какая она есть, мне некогда ее оценивать, - заговорил он немного погодя. - Когда мне хорошо, вот как сейчас, я
доволен, когда плохо - огорчен, вот и все. Но лет пять-шесть назад было иначе. Мы собирались небольшой компанией и рассуждали о смысле жизни.
Было среди нас несколько ученых и один писатель, теперь довольно известный в Бельгии. Мы спрашивали себя: куда идет человечество, в чем суть и
цель всего этого, значение и конец? Читали философов-пессимистов, теряясь в неразрешимых загадках, доходя прямо до умопомрачения, - один мой
знакомый, ассистент на кафедре астрономии, забрался в такие глубины мироздания, что и в самом деле лишился рассудка. Вообразил, будто по
параболе уносится в бесконечность. Потом, правда, выздоровел - и стал священником. Мы тоже изнывали в бесконечной погоне за истиной... Как
птицы, летящие над морем: негде присесть и передохнуть. В конце концов я отметил про себя две вещи: во-первых, мои друзья бельгийцы не относятся
к этому так уж серьезно... Мы гораздо простодушней их... А во-вторых, у меня пропадает всякая охота трудиться, и я становлюсь тряпкой,
бессильным размазней. Тогда я взял себя в руки и занялся всерьез красильным делом. Жизнь, сказал я себе, - это веление природы, и не в том суть,
хорошо это или плохо, а в том, что она тебе дана. Значит, живи и бери от жизни, что можно. И я хочу взять. Правда, Васковский считает, будто мы,
славяне, не можем удовольствоваться этим, но это еще не факт. Если он имеет в виду деньги, тогда еще куда ни шло, можно с ним согласиться. Но я,
кроме денег, ценю в жизни спокойствие, и... знаете, еще ради чего стоит, по-моему, жить?.. Ради женщины. Надо иметь близкое существо, чтобы
делиться с ним печалью и радостью. Все мы смертны - это верно! Перед лицом смерти человек бессилен. That's not my business <Дальше я уже не
властен (англ.).>, - как говорят англичане. Но пока ты жив, надо с кем-то поделиться своим достоянием, своим добытком - деньгами, почетом или
славой... Будь на Луне даже алмазные россыпи, какой в них толк, если некому их оценить? Так и человек: надо, чтоб кто-то его оценил.