В глубине души он мечтал
о премии Рима, хотя и насмехался над ней, как надо всем другим.
Жори стал средикомнатысостаканомпиваврукеи,отпиваяего
маленькими глотками, заявил:
- В конце концов, это жюри осточертело мне! Хотите, я егоопрокину?С
ближайшего номера я начну егобомбардировать,ведьвыпоможетемне,не
правда ли? Мы разнесем его в клочки! То-то будет забава!
Клод одобрил его, все приятели загорелисьэтоймыслью.Да,да,они
откроют кампанию! Они объединят своиусилия,плечомкплечуонивместе
пойдут к цели. Ни один из них в эту минуту не думал о своей личной славе - в
ту пору еще ничто не разъединяло их: ни глубокое несходство, окоторомони
не подозревали, ни соперничество, которое впоследствии оттолкнет их другот
друга. Разве успех одного не был их общим успехом?Юностьбродилавних;
преданность друг к другу переливалась через край;ониувлекалисьизвечной
мечтой сплотиться на завоеваниемира;каждыйотдавалсебябезостатка;
подталкивая одиндругого,друзьякакбыстановилисьвряд,организуя
сомкнутую шеренгу. Клод был общепризнанным главой, онзаранеепровозглашал
победу, раздавал награды. Даже Фажероль при всей его парижской насмешливости
верилвнеобходимостьтакогообъединения;Жори,провинциал,ещене
акклиматизировавшийся в Париже, не задаваясь столь высокимицелями,просто
хотел быть полезным своим товарищам, ловил на лету ихфразы,составляяиз
них статьи. Магудо, преувеличивая свою грубость, конвульсивно сжимал кулаки,
точно булочник, собирающийся месить тесто, - толькомесивомбылдлянего
целый свет; аопьяненныйГаньер,забывобумеренностииосторожности,
делавшей егоживописьсерой,провозглашалцарствочувств,уничтожающее
разум; Дюбюш же, положительный иблагоразумный,вставляллишьотрывочные
возражения, падавшие, подобно ударам молота, на разгоряченныеумы.Сандоз,
счастливый, смеясь от радости, что видитвсехприятелейвместе,водной
упряжке, как он выражался, откупорил еще одну бутылку пива. Он способенбыл
опустошить весь свой дом, крича:
- Теперь, когда мы вместе, мы уже не отступим!.. В этом и есть жизнь-
бороться вместе, когда вас воодушевляют общиеидеи,идаиспепелитгром
небесный всех идиотов!
Его прервал звонок. Наступило молчание, Сандоз воскликнул:
- Уже одиннадцать часов! Кто бы это мог быть?
Он побежал отпирать, и все услышали его радостныевосклицания.Широко
распахнув дверь, он говорил:
- Как это любезно с вашей стороны заглянуть к нам!.. Бонгран, господа!
Знаменитый художник, которого хозяин дома приветствовал спочтительной
и дружеской предупредительностью,вошелсраспростертымиобъятиями.Все
поднялись, взволнованные, ободренные его горячим исердечнымрукопожатием.
Бонгран, высокий плотныйчеловексорокапятилет,сизмученнымлицом,
обрамленным длинными седыми волосами, недавно был избран в Академию,иего
скромная куртка изальпагабылаукрашенарозеткой-орденомПочетного
легиона.
Все
поднялись, взволнованные, ободренные его горячим исердечнымрукопожатием.
Бонгран, высокий плотныйчеловексорокапятилет,сизмученнымлицом,
обрамленным длинными седыми волосами, недавно был избран в Академию,иего
скромная куртка изальпагабылаукрашенарозеткой-орденомПочетного
легиона. Он любил молодежь, и его лучшим развлечением было время отвремени
выкурить трубку в среде начинающих и воодушевиться их юным пылом.
- Сейчас я приготовлю чай! - вскричал Сандоз.
Когда он вернулся из кухни с чайникомичашками,Бонгранужесидел
верхом на стуле и со вкусом курил короткую глиняную трубку средивсеобщего,
вновь возобновившегося крика. Да исамБонгранкричалгромовымголосом,
недаром он был внуком босского фермера; отец его обуржуазился, но всежев
нем теклакрестьянскаякровь,смешаннаясартистическойутонченностью,
унаследованной от матери. Бонгран был богат, емунебылонуждыпродавать
свои картины, и он навсегда сохранил вкусы и взгляды богемы.
- Идите вы, с этим жюри! Я лучше подохну, чем соглашусь войти в него! -
кричалон,размахиваяруками.-Палачя,чтоли,чтобывышвыривать
несчастных, которым, кроме всего прочего, нужно на хлеб зарабатывать?
- И все же, - заметил Клод, - вы могли быоказатьнеоценимуюуслугу,
защищая там наши картины.
- Ничего подобного! Я бы только скомпрометировал вас... Сомнойникто
не считается, мое мнение ни во что не ставят.
Все шумно протестовали. Фажероль крикнул пронзительно:
- Ну уж, если художника, создавшего "Деревенскую свадьбу", ни во что не
ставят!..
Бонгран вышел из себя, вскочил, кровь прилила к его лицу.
- Оставьте меня в покое с этой "Свадьбой"! Осточертела она мне, клянусь
вам... С тех пор, как ее повесили в Люксембургском музее, она обратилась для
меня в кошмар.
Эта "Деревенская свадьба" была его непревзойденным шедевром:свадебная
процессия движется среди ржи; крестьяне, написанные необыкновенноправдиво,
взятые крупнымпланом,идут,какэпическиегероиГомера.Этакартина
знаменовала собой этап развития живописного искусства, так как несла всебе
новые решения. Вслед за Делакруа, параллельно Курбе, романтизм этойкартины
был обогащен логической мыслью, точностью наблюдений,совершенствомформы,
причем натура не была взята в лоб, с обнаженностьюпленэра.Темнеменее
новая живописная школа провозглашала, что произведениеэтонаписаносее
позиций.
- Я не знаю ничего лучше, чем двепервыегруппы,-сказалКлод,-
музыкант, играющий на скрипке, и новобрачная со стариком.
- А высокая крестьянка! - закричал Магудо.-Та,чтоповернуласьи
подзывает к себе жестом!.. Меня так и подмывает взять ее моделью для статуи.
- А колосья, сгибающиеся под ветром, - добавил Ганьер, -ипрелестные
пятна вдалеке - мальчик и девочка, которые подталкивают друг друга!
Бонгран слушал их со страдальческой улыбкой,явносмущаясь.