ДосихпорКристинаизумлялась,какмогла
мать-настоятельница так ясно читать в ее душе? Ведь,очутившисьвПариже,
она стала совершенно равнодушна к религии.
Когда клермонские воспоминания были исчерпаны, Клодрасспрашивал,как
ей живется у госпожиВансад;ивсякийразонарассказывалаемуновые
подробности. Маленький особняк в Пасси был наглухо закрыт и безмолвен. Жизнь
протекала там размеренно, под тихий бойстарыхчасов.Старыеслуги,уже
сорок лет служившиесемьеВансад,кухаркаилакей,подобнопризракам,
бесшумно двигались в мягких туфлях по пустынным комнатам. Изредкапоявлялся
гость, какой-нибудь восьмидесятилетний генерал, до того высохший,чтошаги
его, приглушенные коврами, невозможно было расслышать. Этобылдомтеней,
солнце едва проникало туда сквозьщелизакрытыхжалюзи.Стехпоркак
госпожа Вансад не в состоянии ходить, да к тому же ещеиослепла,онане
покидает своей комнаты, и единственное ее развлечение - целыми днями слушать
чтение благочестивых книг. До чего же тяжелодлядевушкиэтобесконечное
чтение! Если бы только Кристина овладела какой-нибудьпрофессией!Скаким
удовольствием кроила бы она платья, мастерила шляпки,гофрировалалепестки
цветов! Подумать только, ведь она ни на что не способна, ее всемуучили,и
ничего-то изнеенеполучилось,всеголишьдевушкадляпоручений,-
полуприслуга!Онатомиласьвзамкнутом,оцепенеломжилище,пахнувшем
тлением; у нее начали повторяться обмороки, которым онабылаподверженав
детстве, когда, желаядоставитьудовольствиематери,принуждаласебяк
работе. Молодая кровь бурлилавней,онаиспытываланеодолимоежелание
кричать и прыгать, как бы пьянея от жажды жизни. Однако госпожа Вансадбыла
очень добра к ней и, догадываясьоеесостоянии,отпускалаее,советуя
погулять вдосталь на свежем воздухе;такаядобротапреисполнялаКристину
угрызениями совести: ведь,возвратившисьотКлода,онапринужденабыла
лгать,рассказыватьовымышленнойпрогулкевБулонскомлесуилио
богослужении, хотя она давно уже не переступала церковногопорога.Госпожа
Вансад как будто с каждым днем все больше привязывалась к ней;беспрестанно
дарила ей то шелковое платье, то белье, то старинные часики.Кристинатоже
полюбила свою хозяйку и была растрогана до слез, когда та однажды назвала ее
дочкой; тут Кристина поклялась никогда снейнерасставаться,сердцеее
переполнилось жалостью к этой старой увечной женщине.
- Она отблагодарит вас за все,-сказалКлодкак-тоутром,-она
сделает вас своей наследницей.
Эта мысль не приходила в голову Кристине.
- Вы думаете?.. Говорят, у нее три миллиона...Нет,нет,яобэтом
никогда не думала... Я вовсе не хочу! Что я буду делать с деньгами?
Клод, отвернувшись, резко добавил:
- Черт возьми, вы станете тогда богачкой!.
. Ну, асначалаонавыдаст
вас замуж.
Но она перебила его, заливаясь смехом:
- За одного изсвоихстарыхдрузей,закакого-нибудьседобородого
генерала... Не говорите вздора!
Они оба держались, как старые товарищи. Он был почти так же наивен, как
она. До сих пор у него были только случайные связи с женщинами;поглощенный
романтической страстью к искусству, он жил вне действительности.Обоимим,
ей так же, как и ему, казалисьвполнеестественнымиихтайныедружеские
встречи,безнамеканаухаживание,безвсякойфамильярности,кроме
рукопожатия при приходе и уходе. Он уже не задавалсявопросомотом,что
может она, наивная благовоспитанная девица, знать о жизни и омужчине.Она
чувствовала его робость и сглубокимволнениемещенеосознаннойстрасти
бросала на него пороюпристальныевзглядыиз-подтрепещущихресниц.Но
буйныйпламеньещеневозгорелся,ничтонепортилоимудовольствия
находиться вдвоем. Ониговорилиобовсемвесело,непринужденно,иногда
спорили, но споры их всегда носили дружеский характеринераздражалини
того, ни другого. Однако их дружба становилась все горячее, и ониужежить
не могли друг без друга.
Как только Кристина входила, Клод запирал дверь на ключ. Она сама этого
хотела:такимобразомниктонесможетпомешатьим.Посленескольких
посещений она как бы завладела мастерской, чувствуя себя там, как дома.Она
не могла примириться с этой запущенной, грязной комнатой, ее мучиложелание
навести порядок, но приступить куборкебылонетак-толегко;художник
запрещал консьержке даже пол подметать из опасения,чтопыльприлипнетк
свежей краске на его полотнах. Когда Кристина впервыепопробоваланемножко
прибрать в мастерской, он смотрел на нее беспокойным иумоляющимвзглядом.
Зачем перемещать вещи? Разве не удобнее иметь их всегда подрукой?Ноона
проявляла веселое упорство, не оставляя своих попыток, и была так счастлива,
играя в хозяйку, что он предоставил ей свободу действий. Теперь, едва войдя,
она тотчас же снимала перчатки, подкалывала,чтобынезапачкать,юбкуи
принималась все передвигать; в три приема она навела полныйпорядок.Около
печки уже не валялись кучи золы; ширма стояла на месте, закрываякроватьи
туалетный стол; диван был вычищен, шкафнатертдоблеска,сосновыйстол
освобожден от посуды, пятна краски отскоблены; хромоногие стулья симметрично
расставлены, ломаные мольберты прислонены к стенам; даже: громадныечасыс
кукушкой, расписанные яркими карминнымицветами,казалось,веселеестали
отбивать ход времени. Мастерская стала совершенно неузнаваемой.Потрясенный
Клод наблюдал, - как она суетилась, напевая. Почему же она рассказывалаему
о себе, как о лентяйке, у которой начиналась нестерпимаямигреньотлюбой
работы? В ответ она смеялась: толькоотумственнойработы,афизический
труд, наоборот, приносит ей пользу, выпрямляет ее, как молодое деревцо.