Я не знаю, куда он направился дальше.
– Восхитительно, – проворчал Мэллори, пройдя шагов пять вдоль улицы.
– А тут?
Спрыгнув с почтового ящика, Фелина подошла к Мэллори, понюхала воздух и пожала плечами.
Детектив бросил взгляд вдоль тускло освещенной, почти пустынной улочки. Фасады ряда входящих в него зданий были подновлены, а перед одним из них сверкало огнями кафе под открытым небом. Из‑за холодного дождя большинство столиков пустовало, но за одним из них сидели два человека. Мужчина, сидевший спиной к Мэллори, был облачен в длинный плащ и фетровую шляпу, а посетитель напротив, поменьше ростом, щеголял в потрепанном двубортном костюме и постоянно утирал с лица капли дождя большим шелковым платком. Подойдя поближе, Мэллори разглядел, что они играют в шахматы.
– Что ж, надо же где‑то начинать, – проронил Мэллори, подходя к игрокам. Постояв с минуту с мужчинами, сосредоточенно взирающими на шахматную доску, он отшатнулся. – Прошу прощения.
– Не за что, – отрезал мужчина в плаще, не отрывая взгляд от доски. – А теперь ступайте прочь.
– Я вот гадаю, нельзя ли задать вам один вопрос, – не унимался Мэллори.
– Однако я вряд ли вам отвечу.
– Но это отнимет всего секунду! Мужчина раздраженно поднял голову.
– Это уже отняло двадцать секунд. – Он обернулся к партнеру. – Чур, это не за счет моего времени.
– Конечно, за счет! – возразил коротышка с чуть гнусавым акцентом, распознать который Мэллори не сумел. – Помнишь День Победы над Японией? Я встал и крикнул «Ура!», а ты вычел из моего времени целую минуту!
– Там другое дело, – стоял на своем мужчина в плаще. – Никто не просил тебя подсказывать.
– То был патриотический порыв.
– Ты сам решил предаться патриотическому порыву. Я же, напротив, был занят своим делом, когда ко мне подвалил этот неотесанный болван.
– Тридцать девять дней, восемь часов, шесть минут, шестнадцать секунд, и отсчет продолжается, – твердо заявил коротышка.
Мужчина в плаще воззрился на Мэллори испепеляющим взглядом, с упреком бросив:
– Видите, что вы натворили!
– Вы тут что‑то говорили о победе над Японией, – заметил Мэллори. – Вы что, в самом деле играете со времен Второй мировой?
– С четвертого февраля 1937 года, если точнее, – проинформировал его коротышка.
– И кто ведет?
– Я отстаю на одну пешку, – сообщил обладатель плаща.
– Я имел в виду, сколько партий выиграл каждый из вас?
– Что за идиотский вопрос! Надеюсь, вы не думаете, что я торчал бы здесь в дождливую новогоднюю ночь, если бы уже победил его?
– Вы ни разу не победили его? – переспросил Мэллори. – Тогда зачем же продолжать?
– Он тоже меня не побил ни разу.
– Должно быть, вы поставили рекорд по количеству ничейных партий, сыгранных подряд, – предположил Мэллори.
– Мы ни разу не сыграли вничью. Мэллори усиленно заморгал из‑за дождевых капель, попадающих в глаза.
– Позвольте мне сформулировать это напрямую, – сказал он наконец. – Вы в течение полувека играете одну‑единственную партию?
– Около того, – подтвердил человек в плаще.
– Но шахматная партия не может тянуться настолько долго!
– Когда играем мы – может, – не без гордости заявил коротышка.
– Правильно, – подтвердил его партнер. – Игра – это вещь, во всяком случае, когда играем мы с Хорьком.
– Игра – это вещь, во всяком случае, когда играем мы с Хорьком.
– С хорьком? – не понял Мэллори.
– Хорек – это я, – поведал коротышка с застенчивой улыбкой. – А он Плащ.
– А настоящих имен у вас нет?
– Мы знаем, кто мы такие, – отрубил Плащ, закуривая помятую сигарету «Кэмел».
– И вы сидите здесь целых пятьдесят лет.
– Вообще‑то нет, – пояснил Плащ. – Мы начали партию в салуне в Виллидж, но лет тридцать назад им отказали в аренде.
– Тридцать два года, если точнее, – вставил Хорек.
– Так что здесь мы сидим около трети века.
– Без отрыва? – поинтересовался Мэллори.
– Не считая естественных надобностей, – сказал Хорек.
– Едим мы прямо за столом, – добавил Плащ. – Это экономит время.
– А отсыпаюсь я, разумеется, во время его хода, – подхватил Хорек.
– Неужели ни одного из вас не интересовало, что творится на свете в последние полвека? – спросил Мэллори.
– От случая к случаю, – признал Хорек. – Войны еще ведутся?
– Тридцать или сорок штук, – ответил Мэллори.
– А преступления на улицах совершают?
– Конечно.
– А как насчет «Янки»? – встрял Плащ. – Они все еще выигрывают кубки?
– Время от времени.
– Ну вот вам и пожалуйста, – развел руками Плащ, – ничего не изменилось.
– Вы только подумайте, сколько денег мы сэкономили, не покупая газет, – приобщил Хорек.
– Но нельзя же просто отгородиться от мира и играть в шахматы до конца дней своих! – не сдавался Мэллори.
– Очень даже можно, – парировал Плащ.
– Во всяком случае, до конца игры, – подхватил Хорек.
– А она когда‑нибудь кончится?
– Определенно, – уверенно заявил Хорек. – Лет через пятнадцать я его уделаю.
– Мечтай‑мечтай, – презрительно усмехнулся Плащ.
– Мне это кажется бесполезной тратой времени, – заметил Мэллори. – Вы тут просто‑напросто прозябаете.
– Это он прозябает, – изрек Хорек, – а я разрабатываю план, который позволит мне сокрушить его индийскую защиту. Плащ пристально воззрился на Мэллори:
– А вы‑то чем уж таким важным заняты?
– Охочусь за единорогом.
– Ну, в городе вы его не найдете. Единорогам нужна вода и зелень. На вашем месте я бы поискал их в Африке, Австралии или каком‑нибудь месте вроде того.
– Этот был похищен, – пояснил Мэллори.
– Ваш?
– Нет. Я детектив.
– Знаете, довольно курьезно, что вы это сказали.
– Да? Почему?
– Потому что я в свое время был детективом.
– А вы? – обернулся Мэллори к Хорьку. – Вы тоже были детективом?
– Au contraire [5], я был преступником.
– И что более существенно, – присовокупил Плащ, – он был моим преступником.
– Что‑то я не очень понимаю, – промолвил Мэллори.
– Все очень просто, – пояснил Плащ. – Как называется то единственное, без чего детектив абсолютно не сможет обойтись? Преступники!
– А я не менее остро нуждался в нем, – подхватил Хорек.