Мюргенштюрм вперил в Мэллори испепеляющий взгляд, с горечью бросив:
– Большущее спасибо, друг!
– Друзья не поступают так, как ты, – возразил Мэллори. – А теперь убирайся отсюда к чертям. Рассвет не так уж далек.
Эльф подошел к двери, хотел было что‑то сказать, но вовремя одумался и вышел.
– Подожди. – Гранди на минутку прикрыл глаза, потом открыл их вновь. – Порядок, он вышел из здания. Нам осталось лишь уладить вопрос о цене. Похоже, я единственная заинтересованная сторона из оставшихся.
– Заблуждаешься, – возразил Мэллори. Демон издал гортанное рычание, и струящийся из его ноздрей дым приобрел ярко‑синий оттенок.
– А кто ж тут еще?
– Я.
– Ты?! Мэллори кивнул:
– Этот камень – мой пропуск домой.
– Я проверял мембрану. Она останется проницаемой еще часа два‑три. Мы можем завершить нашу маленькую сделку, и все равно у тебя будет довольно времени, чтобы вернуться домой, когда отдашь мне рубин.
– Я вовсе не уверен, что собираюсь отдавать его тебе.
– Что?! – зарычал демон, и глаза его засветились еще ярче.
– Ты же Гранди, – растолковал Мэллори. – Ты убиваешь живое. Сеешь моровые поветрия. Убиваешь единорогов ради этих треклятых камней. Ты даже мой Манхэттен сделал опасным. С какой же стати я должен наделять тебя дополнительным могуществом?
– Дурак! – взвился Гранди, подскочив с места. – Ты даже не приблизился к пониманию! – Демон уставился на Мэллори прищуренными глазами, обратившимися в узенькие щелочки. – Неужели ты думаешь, что я хотел убить Лютика?!
– Ну, чертовски очевидно, что уговорить Гиллеспи вернуть единорога ты и не пытался.
– Гиллеспи не должен был убивать единорога! – огрызнулся Гранди. – Он только должен был доставить животное мне!
– А ты, конечно, тут же вернул бы его гильдии Мюргенштюрма, – саркастически произнес Мэллори.
– Ни за что! – взревел демон. – Я бы оставил животное себе, и со временем, когда единорог скончался бы от старости, я присвоил бы рубин, ибо таково мое право. Но я не хотел преждевременной смерти Лютика! Закрытие мембраны невероятно усложняет мою работу!
– Твоя работа состоит в совершении ужасных дел. Какого же дьявола смерть единорога может ее осложнить? Гранди яростно затряс головой:
– Дурак! Моя работа состоит в том, чтобы служить точкой опоры, противовесом худшим тенденциям мира.
– Что ты городишь? – уставился на него детектив.
– Я толкую о том, зачем мне надобен рубин!
– А что это за чушь насчет точки опоры и противовеса?
– Мой долг – служить противовесом худшим тенденциям мира. В этом Манхэттене, где правит анархия и причина не всегда влечет следствие, я воплощаю силу порядка.
– И водворяешь порядок убийствами и грабежами? – недоверчиво поинтересовался Мэллори.
– Я демон. Моя природа ограничивает способы, каковыми я могу функционировать. Я должен калечить, убивать и грабить! Для этого‑то я и рожден на свет!
– Такого слабого оправдания злых деяний мне слыхать еще не доводилось.
– Неужели ты не понимаешь?! Это общество лишено руководящего стержня! Оно остро нуждается в общем враге, чтобы обрести цель и смысл. – Гранди выдержал паузу. – И этот враг – я.
– И сей благородный демон против собственной воли взваливает на себя столь обременительную ношу, не правда ли? – с сарказмом заметил Мэллори.
– Я могу взваливать ее на себя, потому что я демон! – громовым голосом провозгласил Гранди.
– Я питаюсь смертью, я упиваюсь горем и несправедливостью! – Его лик зажегся нечестивым экстазом. – Сотворение страданий пронизано изысканной математической точностью, состояние безнадежности – геометрической красотой, сеяние ужаса – неистовым первобытным восторгом! Тебе ни за что не справиться с моей функцией в этой вселенной, как мне – не справиться с твоей.
– Итак, ты стал общим врагом. А как насчет прочих потенциальных врагов общества?
– Потому‑то я и хотел, чтобы Лютик жил! По самой своей природе я не в состоянии переродить нарушителей закона, но и допустить появления конкурентов тоже не могу; но зато я могу водворить порядок в этот мир, позволив своим потенциальным соперникам совершать свои злодеяния в вашем Манхэттене.
– За что мой Манхэттен искренне тебя благодарит, – холодно бросил Мэллори.
– Твоему Манхэттену в самом деле следовало бы поблагодарить меня. Ваше чрезмерно упорядоченное общество нуждается в нарушителях закона, точь‑в‑точь как это общество нуждается в цели и смысле. – Гранди воззрился на детектива. – Ты хоть смутно постигаешь, о чем я тебе рассказываю?
– Стараюсь. Просто ради любопытства: а как насчет двух других миров?
– Каких это двух других?
– Миров, доступ в которые открывают вот эти два рубина, – указал Мэллори на ожерелье демона.
– Я был весьма юн, когда приобрел свой первый рубин. Мое могущество было незрелым, еще не сформировавшимся, и я пока не умел им владеть.
– Ты уничтожил целый мир?
– Благодаря этому опыту я обрел обширные познания.
– Ну, я рад, что хоть кто‑то хоть что‑то обрел. А второй?
– То был рациональный мир, посвященный всему, что есть лучшего в человеке, – поведал Гранди. – Когда я получил рубин, он близился к состоянию утопии.
– А теперь?
– Я наводнил его хаосом, я посеял в душах ненависть, фанатизм и зависть, я уничтожил их памятники Рассудку и заставил их вознести языческие статуи, изображающие меня.
– Ради их же блага? – сухо уточнил Мэллори.
– Определенно. Невозможно оценить утопию по достоинству, не познав дистопии, как не оценит Добра тот, кто не познал Зла.
– Ты все талдычишь о равновесии, о добре и зле и о цели собственного существования, но я слышу лишь о том, как ты уничтожаешь все, к чему ни прикоснешься.
– Гуманисты будут твердить тебе, что Добро и Зло – понятия относительные, что Вселенная лишена абсолютов. – Гранди презрительно рыкнул. – Гуманисты – дурачье! Существует абсолютное Добро и абсолютное Зло. Вселенная нуждается не в одном, но в обоих. Я представляю одно, и мое дело – противостоять другому.
– А кто представляет Добро? – поинтересовался Мэллори.
– Как я не могу находиться во всех временах и местах одновременно, так и противодействующая мне сторона. В одних вселенных он Иисус, в других – Магомет, в третьих – не более как абстрактный идеал, концепция, запечатленная в мысли или слове.
– И ты пытаешься убить Добро? Гранди покачал головой.
– Если я убью своего Противника – или он убьет меня, – Вселенная утратит равновесие. Может, я и пытаюсь подавить его, как он пытается подавить меня, но победить не дано ни одному из нас. Я убиваю мужчину, он сотворяет дитя; он взращивает цветок, а мое дыхание губит его; я порабощаю племена, а он манит их видением свободы; он возводит монумент, а я подтачиваю фундамент.
– Если ты добился равновесия, зачем же тебе еще рубин?
– Чтобы поддержать равновесие еще в одном мире, – изрек Гранди.