– Я так рада, что мы встретились, – сказала она.
– Я тоже, – простодушно отозвался Люишем.
С минуту они стояли, выразительно глядя друг на друга, а затем жестом девушка выразила свое желание пройтись вместе с ним по аллее.
– Мне очень хотелось, – сказала она, глядя себе под ноги, – поблагодарить вас за то, что вы освободили Тедди от наказания. Вот почему мне
хотелось повидаться с вами. – Люишем шагнул вслед за ней. – Странно, не правда ли, – добавила она, взглянув ему в лицо, – что мы снова
встретились здесь, на том же самом месте? Мне кажется… Да, именно на этом месте.
Мистер Люишем не мог вымолвить ни слова.
– Вы часто бываете здесь? – опросила она.
– Видите ли… – задумался он, голос его, когда он заговорил, звучал удивительно хрипло. – Нет. Нет. То есть… Не очень часто. Иногда. По правде
говоря, мне нравится здесь читать… Ну, и… заниматься. Тут так тихо.
– Вы, наверное, много читаете?
– Когда преподаешь, это необходимо.
– Но вы…
– Разумеется, я люблю читать. А вы?
– Обожаю.
Мистер Люишем был рад, что она любит читать. Он был бы разочарован, если бы она ответила иначе. И говорила она с неподдельным жаром. Она обожает
читать! Это было приятно. Значит, она сумеет хоть немного его понять.
– Конечно, – продолжала она, – я не так умна, как некоторые, и читать мне приходится без разбора, что удается достать.
– Как и мне, – подхватил мистер Люишем. – Между прочим… вы читали… Карлейля?
Теперь беседа текла совсем свободно. Они шли рядом, а над головой у них деревья качали ветвями. Мистер Люишем был в полном восторге, который
омрачало только опасение перед случайной встречей с кем нибудь из учеников. Нет, она не особенно много читала Карлейля. Ей всегда хотелось его
почитать, еще с детства, она столько о нем слышала. Она знала, что это по настоящему великий писатель, великий из великих. Все, что она читала
из его сочинений, ей понравилось. Это она может сказать. Больше, чем что либо. И она видела в Челси дом Карлейля.
На Люишема, который знал Лондон лишь по шести семи однодневным экскурсиям, ее последние слова произвели большое впечатление. Она становилась в
его глазах чуть ли не близким другом великого писателя. Ему никогда с такой отчетливостью и в голову не приходило, что люди знаменитые тоже
обитают под каким то кровом. Несколькими штрихами она так обрисовала этот дом, что он сразу представил его себе. Она живет совсем близко, в
Клэпхеме, оттуда до Челси можно дойти пешком. И он, желая побольше узнать о ее жизни дома, тотчас позабыл о мелькнувшем было намерении одолжить
ей «Сартор Резартус» .
– Клэпхем, это ведь почти в Лондоне? – спросил он.
– О да! – ответила она, но не проявила желания рассказывать ему о своем доме подробнее. – Мне нравится Лондон, – перешла она к общей теме, –
особенно зимой. – И принялась расхваливать Лондон, его публичные библиотеки, его магазины, толпы людей на улицах, возможность делать «что кому
хочется», ходить в концерты, посещать театры. (По видимому, она вращалась в довольно хорошем обществе.) – Всегда есть что посмотреть, даже если
вы вышли всего лишь на прогулку, – сказала она, – а здесь и читать нечего, кроме пустых романов. Да и те не из новых.
Мистер Люишем с грустью должен был признать справедливость ее слов о культурном запустении в Хортли. Это ставило его гораздо ниже ее. Что он мог
противопоставить ей? Только свою начитанность да свои аттестаты – а ведь она видела дом Карлейля!
– Здесь, – добавила она, – и поговорить не о чем.
Что он мог
противопоставить ей? Только свою начитанность да свои аттестаты – а ведь она видела дом Карлейля!
– Здесь, – добавила она, – и поговорить не о чем. Здесь только сплетничают.
Увы, это было справедливо.
На углу, возле изгороди, позади которой на фоне голубого неба красовались увешанные серебряными сережками и усыпанные золотистой пыльцой ивы,
они, как бы повинуясь единому желанию, повернули и пошли обратно.
– Здесь просто не с кем разговаривать, – сказала она. – Во всяком случае, в том смысле, что я называю разговором.
– Надеюсь, – решился на отчаянный шаг Люишем, – что пока вы в Хортли…
Он вдруг запнулся, и она, проследив за его взглядом, увидела, что навстречу им движется какая то внушительных размеров фигура в черном.
– …мы, – закончил начатую фразу мистер Люишем, – еще раз, быть может, сумеем встретиться.
Ведь он был уже готов договориться с ней о свидании. Он думал о живописных спутанных тропинках на берегу реки. Но появление мистера Джорджа
Боновера, директора Хортлийской частной школы, поразительным образом охладило его пыл. Встречу нашей юной пары устроила, несомненно, сама
природа, но, допустив к ним Боновера, она явила непростительное легкомыслие. И вот теперь, в ответственный миг, она скрылась, оставив мистера
Люишема при самых неблагоприятных обстоятельствах, лицом к лицу с типичным представителем той общественной организации, которая решительно
возражает inter aliaпротив того, чтобы молодой неженатый младший учитель заводил случайные знакомства.
– …еще раз, быть может, сумеем встретиться, – произнес мистер Люишем, упав духом.
– Я тоже надеюсь, – ответила она.
Молчание. Теперь совсем отчетливо видны были черты лица мистера Боновера и особенно его черные кустистые брови; они были высоко подняты, что,
вероятно, должно было выражать вежливое удивление.
– Это мистер Боновер? – спросила она.
– Да.
И снова долгое молчание.
Интересно, остановится ли Боновер, чтобы заговорить с ними? Во всяком случае, этому ужасному молчанию следует положить конец. Мистер Люишем
мучительно искал в уме какую нибудь фразу, какой можно было бы с достоинством встретить приближение начальства. Но, к его изумлению, ничего
подходящего не находилось. Он сделал еще одно отчаянное усилие. За разговором они могли бы со стороны выглядеть весьма непринужденно. Молчание
же – красноречивое свидетельство вины.
– Чудесный день нынче, правда? – спросил мистер Люишем.
– В самом деле, – согласилась она.
И в эту минуту мимо прошел мистер Боновер; лоб его, если можно так сказать, весь уполз куда то вверх, а губы были выразительно поджаты. Мистер
Люишем приподнял свою квадратную шапочку, и, к его удивлению, мистер Боновер ответил ему подчеркнуто низким поклоном – его шляпа описала
полукруг, – бросил испытующе недоброжелательный взгляд и прошествовал дальше. Люишема до глубины души поразило подобное преображение обычно
небрежного кивка директора. Так до поры до времени завершился этот ужасный инцидент.
На мгновение Люишема охватил гнев. С какой стати вообще то Боновер или кто нибудь другой будет вмешиваться в его жизнь? Он вправе разговаривать
с кем хочет. Быть может, их представили друг другу по всем правилам – Боноверу то об этом неизвестно. Скажем, например, их мог познакомить юный
Фробишер. Тем не менее от радостного настроения Люишема не осталось и следа. Весь остаток разговора он вел себя удивительно глупо, и
восхитительное ощущение смелости, которое до сих пор вдохновляло и изумляло его во время беседы с ней, теперь позорно увяло.