А как убирать его, я, кажется, уже знаю. Беру лекарства, шприц и начинаю самостоятельно, как учил лечила, микстуру вливать да раствор из ампул колоть. Мазью решил не натирать, а то размажу вместе с сажей, и будет он на негра похож.
Получилось у меня посредственно - микстуры больше расплескал, чем сквозь зубы влил, а шприц два раза втыкал. Но справился всё же, и мальцу полегчало. Посмотрел я на него, как он среди мокрого пепелища посапывает, и подумал, что негоже его так оставлять. Но, с другой стороны, и мебель жалко - как-никак, а мне диван в пятьсот баксов обошёлся. Хотя... Глянул на часы - четыре ночи. Судя по времени после первого укола, до утра ничего случиться не должно. Бросил я в кресло его пальтишко (постельное бельё пожалел - нечего его сажей пачкать), а затем и самого мальца туда водрузил. Аккурат поместился. Но если и кресло возгорится - выброшу в окно к чёртовой матери и кресло, и мальца. Одним махом.
Пока всё это делал, в квартире проветрилось. Оглядел я комнату и языком прицокнул. Да, грязищи... Но убирать ничего не стал - что я, малохольный, заниматься этим среди ночи? Тут до утра не управишься. Вот если малец оклемается, его заставлю. Как нас в школе при социализме учили сам насвинячил, сам и жуй.
Короче, спать мне хотелось, потому махнул на всё рукой и отправился досыпать.
2
Просыпаюсь я утром, и что же первым делом вижу? Сидит мой малец в своих обносках на стуле напротив и на меня смотрит.
- Привет, - говорю.
- Здравствуйте, - так это вежливенько отвечает он, а взгляд у него такой настороженный, что у зверька испуганного.
- Тебя как зовут? - спрашиваю.
- Пупсик.
- Как?! - отпадает у меня челюсть.
- Пупсик, - повторяет он.
Я начинаю хохотать, но тут же обрываю смех, вспомнив, какой фамилией самого предки наградили.
- А по-настоящему?
- Это как? - удивляется он.
"По паспорту", - чуть было не ляпнул, но вовремя остановился. Откуда у мальца паспорт - на вид-то ему лет десять, не больше.
- По свидетельству рождения, - подсказываю.
- Не знаю...
- Мать-то с отцом как тебя называли?
- Я их не помню, - спокойно отвечает он. Беспризорники, когда так отвечают, обычно начинают носом хлюпать. А этот - нормально себя ведёт, безразлично и даже равнодушно.
- Ладно, - встаю с постели. - Пупсик, так Пупсик. А меня - Пес... тут я спохватываюсь. - Борис Макарович.
И в груди так это теплеет, гордость некая появляется, что наконец меня хоть кто-то по имени-отчеству величать будет.
- Красиво... - заискивающе тянет Пупсик. - Пес Борис Макарович.
- Чево?! - челюсть у меня падает во второй раз. - Не пёс я, а просто Борис Макарович! - гаркаю на него.
Пупсик втягивает голову в плечи и испуганно лепечет:
- Хорошо, Борис Макарович...
- Вот так-то лучше, - назидательно бурчу я и направляюсь в ванную.
По пути мимоходом заглядываю во вторую комнату и столбенею. И уж не помню, отваливается ли у меня челюсть в третий раз или нет. В комнате чисто и аккуратно, как не было даже до пожара. И, что удивительно, диван целёхонький, и не то, что пепла, ям выгоревших в нём нет. Как заворожённый подхожу к дивану, щупаю велюр. Приснился мне ночной пожар, что ли? И тут замечаю, что там, где ночью ямины выгоревшие зияли, ворс велюра как бы короче, словно вытерт задницами, хотя кто и когда это мог сделать, если я диван всего полгода как купил, а гостей не больно-то жалую?
- Вы не беспокойтесь, Борис Макарович, - извиняясь, говорит за спиной Пупсик, - к вечеру отрастёт. Только... Только я вас очень прошу, не выгоняйте меня. Я вам полы мыть буду, стирать, помогать... - А голос у него надтреснутый, исстрадавшийся, а к концу вообще плаксивым становится.
- Отрастёт... - обалдело шепчу я, осторожно провожу рукой по проплешине, а затем машинально тру подбородок.
Ощущение почти идентичное, что по бороде небритой, что по "отрастающему" ворсу велюра. - Ладно, посмотрим, - не глядя на Пупсика, бурчу, то ли отвечая на его просьбу, то ли по поводу "зарастания" проплешин на диване. И плетусь в ванную.
Пока брился да умывался, решил - оставлю. Шлюх я сюда не вожу, в гостиницах с ними якшаюсь, а бабка Манька, что раз в неделю у меня убирает, уж больно дорого обходится. Мало того, что я ей неслабо плачу, так она ещё из холодильника продукты тибрит. И потом - лестно всё-таки иметь домашнего слугу, который, как почему-то подумалось, будет предан мне душой и телом.
Выхожу из ванной, слышу, Пупсик на кухне посудой звенит. Одеваюсь и захожу туда. И глазам своим не верю. На столе мой фирменный завтрак стоит: яичница с беконом и помидорами и чашка чёрного кофе. Причём яичница приготовлена именно так, как я люблю - не глазунья, а болтушка. И откуда Пупсик узнал об этом?
- Садитесь кушать, Борис Макарович, - приглашает Пупсик, а сам цветёт весь, будто о своём решении его оставить я уже сообщил.
"Экстрасенс хренов", - думаю, но не зло, а так, благодушно.
Сажусь за стол и тут только обращаю внимание, что прибор-то один. Достаю из шкафа чистую тарелку, вилку, переполовиниваю яичницу, накладываю.
- Садись и ты, вместе завтракать будем, - предлагаю Пупсику.
У него глаза круглыми делаются.
- Вместе? - недоверчиво тянет он.
"Ну вот, а я тебя ещё экстрасенсом обозвал", - говорю ему про себя, а вслух высказываюсь с нажимом и твёрдо: - Раз я тебя решил оставить, значит, есть будем вместе.
Без лишних уговоров Пупсик взгромождается на табурет и берёт в руки вилку.
Я достаю чистую чашку, хочу и кофе переполовинить, но Пупсик меня останавливает:
- Спасибо, но мне этого нельзя.
"Ах да, - спохватываюсь про себя. - Кофе ведь возбуждает..."
- А молоко будешь?
- А можно?
Я только хмыкаю, открываю холодильник, достаю пакет и наливаю ему полную чашку.
Что удивительно для беспризорника - как я понимаю, вечно голодного, ест Пупсик тихо и аккуратно, не чавкая и не давясь. Посмотрел я, как он ест, и сам приступил. Яичница у него вышла на славу - такую мне не сварганить. Ну а кофе ва-аще обалденный - мне и в самых крутых ресторанах такого не подавали. Да и, честно говоря, бурду там готовят, так как посетители кофе последним требуют, когда сами уже основательно поддавши и на качество напитка им наплевать.
Поели мы, гляжу, Пупсик посмурнел что-то, и глаза какими-то скучными стали.
- Что, брат, - спрашиваю, - от еды осоловел?
- Да нет, - бормочет он. - Я немножко перерасходовал себя, когда в комнате убирал. Приступ может начаться...
Вот чёрт, об этом я как-то уже и забыл, когда решил его оставить. А ведь проблема не из весёлых. Не хватало мне в сиделках при нём приписаться.
- Ладно, идём уколю, - хмуро бормочу я и веду его в комнату. А сам думаю, как у меня на этот раз получится? Одно дело два раза ширять в бесчувственное тело, а другое - когда он в сознании.
- Держи, - подаю ему пузырёк с микстурой, - прими столовую ложку, - а сам шприц начинаю готовить.
Взял Пупсик пузырёк, в руках подержал и обратно на стол поставил.
- Почему не пьёшь? - спрашиваю, доставая из коробки ампулу.
- Я уже, - отвечает он и, пока я недоумённо на него пялюсь, отбирает у меня ампулу, зажимает её в кулаке, а затем ладонь разжимает. И вижу я, что до того ампула была наполнена какой-то розоватой гадостью, а теперь пустая. И, что характерно, целёхонькая, будто её пустой и запаивали.
- Ну ты могёшь... - только и выдавливаю из себя.
- Так что, Борис Макарович, вам за мной больше ухаживать не придётся, - сообщает Пупсик. - Одна просьба, чтобы лекарства у меня всегда под рукой были. А уж я вам пригожусь. Не пожалеете.
"Пригожусь..." - ошалело повторяю я про себя. Совсем как в сказке про Конька-горбунка. Ну, горбунок-то, положим, он основательный.