Никодим! Слуга Софьи... В груди старого слуги торчал кривой татарский нож, по всей комнате тут и там рассыпались кровавые пятна.
- Там, в амбаре, люди, - еле слышно сказали сзади. Олег Иваныч обернулся, узнав в молодом парне дьяка посадничьей канцелярии. Молча кивнув, последовал вслед за ним. Отдышался, пока шел через двор, наполненный плачем. Кричали выпущенные из амбара слуги. Те, кому повезло не быть убитым и не задохнуться в дыму. Хорошо - снег всю ночь шел...
Присланная посадником команда складывала найденные трупы у обгоревшего забора. Средь обожженных тел изредка попадались и женские. У Олега заныло сердце. Подойдя ближе, он внимательно всмотрелся в лица погибших. Нет, никого из них он раньше не знал... хотя... вот та молодая девчонка - сенная Софьина девка, а тот парень рядом - конюх.
- Парень-то кинжалом заколот, - пояснил дьяк. - А девка - удушена.
Веселенькая история... Еще одна посаднику морока - поджог усадьбы, да еще на Прусской, в самом-то боярском гнезде - дело куда как серьезное, на тормозах не спустишь при всем желании.
Опрос по горячим следам не дал почти ничего. Ворвались ночью какие-то шильники, лица черными тряпицами замотаны, поди узнай - кто... Кого сразу убили, кого - в амбар. Что с боярыней? А вот этого не видали. Нет, вроде как возок за оградой стоял - кони ржали... впрочем, следы все снегом засыпало.
В задумчивости, полный тоски и самых нехороших предчувствий, поехал Олег Иваныч на Владычный двор. Владыко Феофил встретил его встревоженный, наслышан уж был о пожаре. Ничем конкретным не порадовал его Олег Иваныч, покачал головой да развел руками - расследование покажет, кто поджег да зачем. Подумав, попросил полномочия усилить - мало ль кого с усердием пытать придется.
- Ты, владыко, грамоту мне выдай особую, с печатью... чтоб не обижались посадничьи да послушались бы...
Выдал таковую грамоту Феофил. Поворчал, но выдал. И в самом деле, не каждая ж собака Олега Иваныча знает, а в грамоте сказано: "Владычьим именем да Божьим промыслом человек служивый Олег Иваныч имать право имеет да дознаванье производить усердно..."
К полудню посланный к усадьбе Ставра Олексаха, злой да уставший, шарился по злачным местам ровно собака.
- Нет в городе Ставра, - отдышавшись, доложил он, - ни на усадьбе, ни еще где. Дьячок церкви Дмитрия Солунского - она рядом там - сказывал, вроде как под утро проезжал боярский возок с охраной, куда - Бог весть. Служки на Ставровой усадьбе вольготничают, вино твореное в корчме покупали - видать, и вправду уехал боярин.
- О палаче удалось вызнать?
Олексаха отрицательно качнул головой.
Олег Иваныч задумался. Зрел у него один план, не совсем законный правда, да и не очень продуманный... но... за неимением лучшего...
Подсев на лавке поближе к Олексахе, он что-то зашептал ему на ухо, косясь на дверь - не идет ли кто. Олексаха покивал, улыбнулся. Так и ушел с улыбкой.
Вечером, когда колокола новгородских церквей зазвонили к вечерне, Олег Иваныч, в лучшем своем платье, украшенном крученой золотой канителью, важно прошествовал в посадничью канцелярию.
Узнав его, посторонилась стража, выбежал на крыльцо молодой дьяк - тот самый, что на пожаре встретился.
- По бесчестным монетам новое есть ли? - строго поинтересовался Олег Иваныч.
- Так палач новый еще не приходил, гоподине, - замялся дьяк. - Вот-вот должен... А так у нас уже все готово - и огонь разведен, и кнут, и дыба...
- Молодцы! - похвалил Олег Иваныч. - Не то что наши, владычные... Сразу видно - порядок во всем. Как звать-то тебя, человече?
- Февроний-дьяк, - поклонился посадничий.
- Ну, вот что, Февроний, бери-ко стражу да скачи немедля на сгоревшую усадьбу, в засаду. Верный человек сказывал - вернутся туда шильники, не все богачество взяли.
- Сейчас! - дьяк кинулся одеваться, выбежал в сени... да вдруг вернулся обратно.
- Что, грамота нужна какая? - понимающе усмехнулся Олег Иваныч. - Ну, на! Чти...
- "Владычьим именем да Божьим промыслом человек служивый Олег Иваныч имать право имеет да дознаванье производить усердно", - шевеля губами, прочитал дьяк, вернул грамоту почтительно: - В таком разе - мы быстро. Эй, Почин, Дмитрий... Собирайтеся живее!
Выбежал... снова вернулся:
- А как же охрана, господине? Стража-то к утру придет!
- Ну вот мы до утра тут и посидим, с катом-то новым, поспрошаем шильника да покараулим. Да не бойся, дело это долгое. С усердием пытать будем, сам знаешь, каков злодей-то!
- Да уж, молодой да упорный. Ну, успехов вам! С этими словами дьяк Февроний ушел окончательно. Заржали на дворе кони - понеслись на Прускую. Флаг вам в руки...
В сумерках подъехал к посадничьей канцелярии закутанный в бобровый плащ человек на рыжем коне. Поднялся по скрипучим ступеням крыльца, отворил дверь...
- Я кат охочий, от Ставра-боярина, - ухмыльнулся, тряхнув бороденкой козлиной.
- Давно ждем! - обрадованно воскликнул дьяк - молодой беловолосый парень с гусиным пером за ухом и хитроватой мордой. - Сейчас и попытаем...
- Так ты что, один тут, что ли? - подозрительно огляделся кат.
- Все в порубе давно, тебя только и ждут. Спрашивали, на дыбе можешь ли?
- Могу и на дыбе, - важно кивнул палач. - Всяко могу. Ну, веди, человече.
По узкой лестнице спустились в поруб. Дрожало вокруг слабое пламя факелов, разбрасывая по стенам длинные черные тени. С поросших зеленым мхом камней сочилась вода.
Ведущая в темницу дверь, обитая железом, была приоткрыта. Молодой дьяк, осторожно постучав, вошел, пропуская вперед палача.
На широкой скамье, за руки-ноги привязанный, лежал лицом вниз софейский отрок Гришаня. Спина отрока была заголена, напротив скамьи разложены орудия пыток. Реберный крюк, кнутья, плети-кошки, ногтяные иглы да деревянные клинья - вбивать меж пальцами. Незнамо откель и взялись - редко кого пытали в Новгороде.
Рядом с отроком сидел важный дьяк или даже боярин в богатом плаще с накинутым на голову капюшоном и перебирал в руках приспособления для снятия кожи.
- Здрав буди, князь, - поклонился палач. - Сразу и начнем?
Не оборачиваясь, боярин кивнул, ничего не ответив.
Сбросив кафтан, новоявленный кат закатал рукава рубахи, взял в руки кнут, примерился, размахнулся...
Вскочивший боярин резко схватил его за руку.
- Ну, здравствуй, Митря Упадыш! - язвительно произнес он. - Говорят, ты в каты подался?
Узнав Олега Иваныча, Митря попытался было бежать - да не тут-то было! Подскочивший сзади молодой дьяк - Олексаха - ловко завернул ему руку.
Отрок Гришаня со смехом уселся на лавке, показав Митре язык.
- Что, попытал, шильник?
Олег Иваныч показал Митре владычную грамоту, пояснив, что деваться тому некуда. Тот заскрипел зубами от злости... а может, и от испуга. Вид у собравшихся вокруг людей был довольно-таки решительный.
- Нам с тобой церемониться не с руки, - доходчиво объяснил Олег Иваныч. - Либо выкладываешь все о Ставре - куда он увез боярыню Софью, да не связан ли с деньгами бесчестными, либо...
Он не договорил, но стоявший рядом Олексаха красноречиво помахал кинжалом.
- Вижу, ваша взяла, - вздохнул Митря. - Скажу, куды ж мне деваться. Руку-то отпустите, чай, не железная.
Хитер был Упадыш, хитер и коварен. Знал - в чем можно признаться, а что и так, не договорив, оставить.
Рукой махнул, рожу пожалостливей скривил, прогнусавил:
- О бесчестных деньгах ничего не ведаю, хоть сейчас пытайте. А о Софье... о Софье знаю. В псковскую землю повез ее Ставр, в монастырь дальний.
- Зачем в монастырь-то?
- Так не хочет она за него, - пожал плечами шильник и, стрельнув глазами, добавил, что дорогу туда только он, Митрий, знает.