— Почти начисто сгорел парень, — отвечал главный врач университетской клиники Кон Араки на запросы о пострадавшем. Араки был человек, он высказывался с обычной человеческой неточностью. И если вначале у Роя была надежда, что Андрей очнется и поможет распутыванию нового происшествия, то скоро он с этой надеждой расстался. Он так сумрачно и объявил Генриху и Арману, явившимся после его очередного разговора с врачами.
— Зато есть новости об обезьянке! — сказал Арман. — И не только о ней, друг Рой, но и о Спенсере с Гаррисоном, и о снотворце Артемьеве!
— Начинайте с обезьянки, — сказал Рой. — В каком состоянии труп? Труха? Сто лет все-таки прошло после ее смерти.
— Обезьянки нет. В гробу, в котором ее хоронили, нет никаких останков.
Рой с недоумением посмотрел на Генриха. Улыбающийся брат молчал. Это было его любимое состояние во время общего разговора: внимательно всех слушать, улыбаться каким-то своим мыслям, а если вступать в беседу, то лишь при вопросах, от которых нельзя отмолчаться.
— Выходит, Джексон похоронил пустой гроб?
— Тело было, но за сто лет оно испарилось.
— Сгнило — так говорили когда-то, Арман. Словечко грубое, но точное. Не вижу причин, почему надо от него отказываться.
— Есть такие причины. Не гниение, а испарение или возгонка. Если тебе нравится больше другое словечко, пожалуйста, — сублимация. На стенках гроба образовался налет, плотный, как эмаль, — и это все, что сохранилось от Олли. Но это лишь часть новости, Рой, и не самая важная. Химический анализ осадка показал, что Олли была не углеродо-водородо-кислородного строения, как земные существа, а кобальто-стронциево-гелиевого.
— Что ж, мы и раньше предполагали, что Олли — внеземной гость, — сказал Рой. — А что о Спенсере и Гаррисоне?
Было ясно, что Арман выкладывает главную новость:
— Помнишь странное явление, замеченное Винклером на Марсе?
— Тело Спенсера там быстро ссыхалось. Неужели и в консервирующей атмосфере…
— Да, Рой, точно такое же явление, как с Олли. Тело Спенсера испарялось и оседало на внутренних стенках его саркофага. И если бы Араки не принял более действенные меры консервации, Спенсер скоро превратился бы в куколку.
— А Гаррисон? — с волнением спросил Рой. — Ты понимаешь, как нам важно полностью сохранить хотя бы Гаррисона!
Арман успокоил Роя. Тело Гаррисона не подвергалось возгонке, теперь прекратилось и высыхание Спенсера. Кстати, высыхание, или мумифицирование, как назвал это явление Араки, — термин неточный, он характеризует лишь начало процесса, когда из клеток тела испаряется вода.
— Такой воды в теле девяносто процентов, — возразил Рой. — Вполне достаточно, чтобы потеря ее непоправимо изменила облик…
Арман подтвердил кивком, что именно так. Пример Олли показывает — процесс на испарении не закончится. Нет сомнения, что без мощных консервирующих средств Спенсер, а вероятно, и Гаррисон сублимируют без остатка, то есть превратятся в конечном итоге в плотный, как эмаль, осадок, который равномерно покроет внутренние стенки их гробов.
— Подожди, Рой! — закричал Арман на протестующий жест Роя. — Все знаю, что скажешь: Олли не человек, с ней это возможно, а Спенсер и Гаррисон — люди, твердая основа человеческого тела рассыпается в прах, но не испаряется. Так вот, слушай самое поразительное. Клеточная структура Спенсера и Гаррисона во многом отличается от человеческой!
И Арман с торжеством объявил, что, не ограничившись установлением возгонки Спенсера и Гаррисона, он проделал химический анализ. До детального изучения клеток не дошло, такое исследование наспех не произвести, но составлено общее представление о том, из каких элементов состоят тела погибших.
Так вот, химический состав тела Спенсера и Гаррисона существенно отличается от состава кобальтово-стронциевой Олли, но не совпадает и с человеческим. И главное отличие — в теле Спенсера раза в три больше гелия, раза в четыре больше стронция, в восемь раз больше кобальта и фосфора, чем у нормального человека. Те же отличия, только количественно более слабые, найдены и у Гаррисона.
Рой пристально глядел на излагающего свои открытия Армана.
— Ты все свои новости выложил? Я жду самой потрясающей. Неужели и Артемьев…
— Человек, человек! — Арман захохотал: мысль, что сновидец не земной структуры, показалась ему забавной. — Между прочим, он с охотой согласился подвергнуться исследованию. Но и тут есть новость: волновая характеристика «Горилл у космопульта» резко отличалась от типичной для Артемьева, но зато всеми волнами и обертонами…
Рой прервал Армана:
— Догадываюсь. Совпала с характеристикой бреда Генриха и с излучением, которое генерировал мозг Гаррисона?
— Совершенно верно! — Арман воскликнул с восторгом: — Наконец-то ситуация проясняется! Что ж не радуешься, Рой?
Рой нажал на кнопку. Глухая наружная стена стала прозрачной для света, проницаемой для звуков. Рой подошел к стене, превратившейся в исполинское окно.
С двадцать четвертого этажа был хорошо виден северный сектор Большого бульварного кольца — разноцветные стоэтажные здания, мосты над улицами и площадями, причальные пятачки для авиеток на крышах и террасах. По мостовым переходам ходили люди, бегали веселые мальчишки и девчонки; эти дороги, проложенные на головокружительной высоте, издавна служили для беготни и прогулок, их любили больше, чем пустынные аллеи парков и бульваров, — с них открывался величественный пейзаж огромного города.
И всюду, куда Рой ни обращал взгляд, в воздухе мелькали авиетки — сотни, тысячи авиеток — многокрасочных, ярких, бесшумных, стремительных, надежных. За безопасностью их полетов следили автоматические диспетчеры. В Столице люди привыкли жить в трех измерениях, они предпочитали высоту поверхности, они лишь касались земли, чтобы тут же взмыть ввысь. А между ними, между пятнадцатью миллионами веселых, энергичных, трудолюбивых жителей Столицы, еще недавно ходили странные существа, псевдолюди, маски среди лиц… Зачем они появились? Что они несли с собой?
Даже сюда, на восьмидесятиметровую высоту, доносились птичьи голоса, шум деревьев бульвара — над ним поднималось здание института. Вчера метеорологи объявили в Столице осеннюю пору, ветры пока запущены небольшие, «пейзажные, а не деловые» — так их с иронией именуют. Через семь дней, в первый день Недели листопада, приятное совместят с полезным: будет дан старт осенним штормам, над землей ошалело взметнутся пожухлые листья, на водах разыграются бури, миллионы людей поднимутся над лесами и морем, наслаждаясь посвежевшим воздухом, любуясь сыплющими яркое убранство кронами, белыми валами прибоев. Обычная осенняя картина, о ней в подробностях заранее объявлено в метеографике — так происходит уже почти сорок лет, так будет и в этом году.
А после живописного листопада хлынут дожди — тоже запланированная сырость. Столько было просьб иных сибаритов поумерить хляби небесные, раз уж не принята просьба сделать весну вечной, — нет, человечество не захотело менять традиции: раз уж осень — так холод и слякоть, многим нравятся и такие погоды. Все будет в этом году как и в прошлые годы; жизнь на Земле устоялась, крупные изменения совершаются теперь лишь на планетах, туда перенесена основная активность человечества, там же можно ожидать и непредвиденностей — на Земле все спланировано до деталей.
Но вот она, абсолютно неожиданная непредвиденность: псевдолюди среди людей! Да, конечно, ситуация прояснялась.