Отель "Омон" встретил нас с бальзаковской старомодностью, характерной для него и пятьдесят лет назад. Те же тяжелые плюшевые портьеры, старинные канделябры, пузатая мебель, которую на земле увидишь лишь в антикварных магазинах, на аукционах или в музеях. Отель, видимо, был настолько богат и солиден, что мог позволить себе и электрическое освещение и телефон, правда, не в комнатах, а только у стойки похожего на директора банка портье.
Сейчас после недолгого бездействия, на которое я был обречен отсутствием Стила, неожиданно уехавшего в Ойлер для контакта с будущими его избирателями и не успевшего меня даже познакомить с обязанностями советника его канцелярии, я легко вжился в тихий отельный быт, в его некрикливые темные краски, в бесшумную поступь слуг, неразговорчивость коридорных и чинную клубную обстановку бара. Отель был наполовину пуст,- говорят, из-за летних сенатских каникул,- и я часами просиживал за стойкой бара с единственным собеседником шестидесятипятилетним барменом, помнившим и отель и Город такими, какими видел их и я.
- Город в те дни был совсем другим- это еще отец мне рассказывал,приходится немного присочинять мне.- Да и с моих мальчишеских лет здесь много изменилось.
- А вы долго здесь не были?-спрашивает бармен.
- Лет десять. Теперь мне уже тридцать, после колледжа я бродил по северо-востоку... А ведь в Городе стало потише, Эд.
- Народу поменьше. Пятьдесят лет назад до миллиона доходило, а сейчас тысяч семьсот, не больше. Я не считаю пригородов. Там новых заводов много.
- Уходит, значит, народ?
- Молодежь больше. Вроде вас, когда вы в леса сбежали. И теперь бегут. С луком и стрелами, как и раньше. Не всякий может охотничью двустволку купить. Да и просто так уходят. Земли много - только налог плати. А уйдешь подальше так и бесплатно просуществуешь. И существуют. Дичью торгуют, шкурами. А меха нынче в моде.
- 3начит, нуждается Город в рабочих руках?
- Держится мастеровщинка. Высокая оплата труда. Приходится раскошеливаться, если хочешь рабочих держать.
Его информацию я корректирую информацией Мартина. Он уже несколько дней работает в редакции "Брэд энд баттер". Просил дать ему три-четыре дня для ориентировки: "Потом встретимся, расскажу, что узнал". Стила в трансформации Мартина оказалось убедить легче, чем предполагалось. Правда, сначала он буквально рассвирепел.
- Прохвост ваш Мартин! Не ожидал.
- Сейчас поймете. Мердок серьезный противник. Даже сейчас. А кто знает, что произойдет через несколько месяцев? Надо проникнуть в его замыслы, в его игру. Так вот, сенатор, пришлось пожертвовать Мартином, послав его в эту газету. Так появится у нас свой человек во вражеском лагере.
-А вы не преувеличиваете значение Мердока как политической личности?
- Боюсь, что нет, сенатор. Он может быть очень опасен.
- Возможно, вы правы, Ано. А Мартин не протестовал?
- Я убедил Мартина, сенатор. Все в порядке. Можете спокойно ехать в Ойлер.
Мы встретились с Мартином еще до приезда сенатора. Мартин был не один - с Луи и Питом, найденными в общежитии политехнички. Оба сияют,- пожалуй, самое точное определение их душевного состояния. А внешне неброско одетые, не то студенты, не то клерки, встретишь на улице - не обернешься.
- Одному из вас придется работать у меня в канцелярии,- говорю я.Просматривать документы, сенатские протоколы, отчеты, подбирать нужную мне информацию. Другой будет связан со мной. Работа на ногах, с людьми, информаторская, агентурная. Кому что- выбирайте сами.
- Человек я неразговорчивый - предпочту писанину,- говорит Пит.
- А я - "на ногах и с людьми",- тут же вставляет Луи.
Всем все ясно. Луи и Пит уходят, получив за неделю вперед, а мы с Мартином остаемся вдвоем за бутылкой розового "Вудвилльского".
- Выкладывай,- говорю я Мартину.- Что узнал?
- Многое.
Нет ни кризисов, ни экономических спадов, ни биржевой паники. Без работы только инвалиды и нищие, которых, кстати говоря, ловят и ссылают на рудники. Рай?
- Допустим.
- Зато пособия инвалидам труда ничтожны, а семьям погибших на работе ни хозяева, ни государство вообще не платят. Пенсия начисляется только с семидесяти лет, да и то лишь мужчинам. Женский труд и оплачивается дешевле и пенсией не обеспечивается. Таков популистский прогресс на практике. За полсотни лет построено не больше двух десятков заводов, значительная часть мастерских реорганизована в мелкие фабрички, тяжелая промышленность только развертывается, да и то лишь как придаток к нуждам аграриев, в легкой царит потогонная система надомников. Фабричных рабочих всего тысяч двести, их здесь именуют по-старому: мастеровыми.
- А как с наукой?
- Кого из ученых встретишь "на дне"? Говорил я, правда, с одним бывшим университетским профессором. Математик по специальности и алкоголик по склонности. Науки, Юри, здесь на уровне девятисотых годов. Лучше других работают заводские научные лаборатории, в частности, лаборатория некоего Уэнделла - заводчика, отпускающего на нее большие средства. Но все это редкие исключения, только подтверждающие промышленную отсталость Города.
Мартин рассказывает подробно и дельно. Но мне этого мало. Мне нужно связать все это с политикой.
- А на "дне" вообще не говорят о политике,- усмехается Мартин.- Здесь голосуют за тех, кто платит. Покупателей и перекупщиков голосов и у "джентльменов" и у популистов в одном только рыночном районе десятки. Даже лидер "джентльменской" партии Рондель не брезгует здесь покупкой голосов. А районы привокзальных бильярдных и баров закуплены на корню популистами. Только Мердок не покупает пока голоса избирателей, но когда это ему понадобится, у него будет все "дно" - от уличных забегаловок до клубных игорных домов. Один Пасква приведет ему тысячи не только в Сильвервилле, но и в самом Городе, где я уже встретил нескольких его друзей из памятной нам "берлоги". Кстати, о Мердоке,- тут Мартин понижает голос, словно боится, что кто-то может подслушать,- я почти уверен, он замышляет что-то новенькое.
- А конкретно?
- Кто-то по имени Фревилл контролирует все притоны в американском секторе. Тут и открытые питейные заведения, и салуны с потайными игорными залами, и модные клубы с запрещенной крупном игрой, и бильярдные с барами - вплоть до рыночных забегаловок, где можно на ходу перехватить рюмку яблочной водки. А во французском секторе то ли сам, то ли в роли чужого подставного ферзя правит некий Бидо, предпочитающий не делить доходов с Фревиллом. Так вот, с Бидо решили покончить. Как и когда, не знаю, но один тип проболтался, что скоро из него сделают мясной пудинг. Только я думаю, не наше это дело, Юри.
- Правильно думаешь,- говорю я.- Мы не в старом Чикаго.
- Печально, но тогда я даже не предполагал, как мы оба ошибались.
Глава VIII
ПЕРВЫЙ УДАР МЕРДОКА
Стил приехал, опоздав на четыре дня. Я еще не видел его, но получил записку, приглашающую меня на ужин в сенатский клуб на шесть часов вечера. Сейчас уже без четверти шесть, лошади поданы к подъезду гостиницы, и я уезжаю.
Но до этого произошли события, о которых я должен рассказать. Началось все четыре дня назад с воскресной утренней почты, в которой среди газет было и письмо сенатора, сообщавшего, что он вынужден задержаться еще на несколько дней, и если я совсем уж погибаю от безделья, то могу ознакомиться и без него с его деятельностью в сенате. Одновременно он прислал чек на тысячу франков в Мидлен-бэнк и чистый гербовый лист бумаги с его подписью и сургучной печатью, в который я мог вписать все, что мне заблагорассудится. Этот знак безграничного доверия полностью раскрывал его отношение ко мне.