- А вы многословны, Коваль, - ледяным тоном заметила Регина.
- Я все сказал и прерываю связь, - Командор отступил, будто соби- раясь уходить; в Ратуше зашевелились, захлопали креслами, кто-то устре- мился прочь...
- Одну минуту, - сказал Барракуда. От того, КАК он это сказал, у Ивара мороз продрал по коже. Даже Командор Онов остановился, и замерла Ратуша, и затих зал.
- Вы не совсем поняли меня, Командор, - тихо сказал Барракуда. - Не совсем правильно поняли. Я показал вам ваших детей не только для то- го, чтобы вы мило побеседовали с ними. Я показал их для того, чтобы вы знали: один неверный шаг и вы потеряете их.
Стало так тихо, что Ивар удивился - почему все-таки стучит в ушах, если сердце расположено совсем в другом месте?
- Один неверный шаг, Командор, - Барракуда, как бы невзначай, шаг- нул к Ивару и опустил ему руку на плечо, - и вы никогда их больше не увидите. Посмотрите хорошенько - вы действительно хотите этого?
- Кай, - хрипло прошептала Регина. - Это... безумие. Это... нель- зя, ты что?!
Глаза Командора, холодные хищные глаза, сжались в щелочки:
- Господин Коваль, вы отдаете себе отчет? За такое карают СМЕРТЬЮ!
Ивар попытался стряхнуть ненавистную руку и тут же вскрикнул - длинные пальцы впились в его плечо, будто железная лапа манипулятора. Лицо Командора на экране стало серым:
- Отпусти ребенка, ты!!
- Он в моей власти, - как-то ровно, безжизненно отозвался Барраку- да. Пойми это, Онов: ОН В МОЕЙ ВЛАСТИ!
Слезы, уже не сдерживаемые, залили Ивару глаза; в мути их раство- рилась Регина, пропала Ратуша, пропал зал, и только отец, только застывшее, как воск, лицо отца...
Нет, сейчас он скажет им. Он сейчас приедет, как обещал, он забе- рет...
Губы Командора шевельнулись - но никто не услышал ни звука.
- Выдержка, Онов, - уронил Барракуда. - Выдержка, здравый смысл... Я не шучу. Клянусь Камнем, я пойду до конца. Решай.
- Забери нас!.. - крикнул Ивар. Нет, ему показалось, что крикнул. На самом деле - прошептал.
Губы Онова шевельнулись опять:
- Чего ты, сволочь, хочешь?
Шум в Ратуше. Железные пальцы освободили наконец Иварово плечо:
- Мы уйдем, и Город не будет нам препятствовать. Более того - он предоставит нам материалы и оборудование по списку... - Барракуда кив- нул кому-то за пультом монитора. Регина и Командор одновременно оберну- лись к маленькому, запестревшему строчками почтовому экрану.
...Слишком много слез для одного дня. Слишком много, но как удер- жаться, когда мир вокруг трещит по швам, разлезается, виснет неопрятны- ми лоскутами... Ивар перестал понимать происходящее. Отец - вот он, по- чему же он не прикрикнет на Барракуду, не прикажет ему, не велит... За- чем какие-то разбирательства, эти белые строчки на темно-синем полотне монитора?..
Регина все еще читала, по-детски шевеля губами, когда Командор медленно выпрямился:
- Это немыслимые условия.
- Это условия нашего выживания, - отозвался Барракуда серьезно. - Нашего и наших будущих детей. Считайте, что это наша доля в имуществе Города, нам ведь что-то да принадлежит?!
Мысли Ивара, неповоротливые, как размокшие сухари, долго-долго вертелись вокруг одного слова, пока, много раз повторяемое, оно не те- ряло смысл: доля... доля... имущество... будто торги... торговля...
- Выполнение этих условий, - голос Регины звонко отдавался в ушах, - резко ослабит Город и сделает его уязвимым.
- Мы тоже уязвимы, - это Барракуда, от голоса его болью ухало в затылке, - и рискуем не в меньшей, а в большей степени...
- Ваш риск - ваше дело, - глухой голос отца. - А Город был до вас... И, надеюсь, благополучно вас переживет...
Ивар встряхнулся. Нельзя раскисать, на него смотрят люди. Он под- нял голову и попытался вникнуть в смысл разговора.
- Список надлежит пересмотреть... - это попыталась бороться Реги- на.
- Я не торгуюсь...
- бросил Барракуда устало. - Мои условия вам известны.
- Я превращу тебя в пыль, - процедил Онов сквозь зубы.
- Вместе с ними, - Барракуда кивнул на мальчиков.
Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, и ослабевшему Ивару казалось, что он видит натянувшуюся в воздухе, болезненно дрожа- щую струну.
- Предоставление таких средств... требует времени, - проговорил Командор еще глуше. - Я желаю забрать детей немедленно.
Ивар длинно всхлипнул. Отец их не оставит!..
- Обмен, - проронил Барракуда. - Только натуральный обмен.
- Хорошо, - Ивар видел, как дернулась над стоячим воротничком бе- лая отцова шея. - Через десять... нет, восемь часов вам будет доставле- на первая партия... Все, что мы можем дать немедленно, приблизительно половина. Я заберу детей.
- Вторая половина?
- Мое слово.
- Нет. Слишком велики ставки. Через восемь часов заберете одного мальчика, по окончательном расчете - другого...
Ивар ощутил, как слабеют колени.
- Хорошо, - медленно согласился отец. - Я заберу младшего.
Ивар почувствовал пожатие брата. Почти нежное.
- Нет, - ровно сказал Барракуда. - Ивар останется с нами. Первым обменяем Саню.
Темно. Темно; издалека, как сквозь вату, слышатся голоса:
- Ребенок... Маленький... Гуманность... Милосердие...
Это женский голос. Наверное, Регина. И в ответ другой, тянущийся, как горячая резина:
- О ребенке позаботятся... В ваших интересах... ускорить постав- ки...
- Нет...
- Мое условие... решайте... так - или не получите ни одного...
Ивар смотрел прямо перед собой; черный туман понемногу рассеивал- ся, и там, где он разошелся вовсе, маячило, будто в траурной рамке, ли- цо отца:
- Согласен...
- Дальнейшие условия оговорим по ходу...
Кажется, отец искал его взгляда, но его уже уводили, и рука Сани выскользнула прочь, и мерно сменяли друг друга одинаково серые пол и потолок...
Отец оставил Ивара. Отец оставил.
...Закат стоял плотной красной стеной, клетка была врыта в землю до половины, и леденели руки, сжимающие прутья - но помощи не было. Ми- мо, по бесконечной дороге, бесконечно уходил в закат Белый Рыцарь, и можно было до хрипоты кричать ему вслед, и звать, и умолять о помощи - он удалялся неотвратимо, без оглядки, удалялся мучительно медленно, и копыта скачущей лошади едва шевелились, будто увязая в смоле, и через силу, как в замедленном кино, развевался плащ, но фигура всадника все удалялась, уходила вслед за невидимым солнцем, а в спину уходившему ды- шала ночь, ночь накрывала остающегося, того, кто в отчаянии тряс прутья врытой в землю клетки...
В полночь Ивар вышел, наконец, из тупого оцепенения и накинулся на дверь.
Память его выдавала все самые грязные, слышанные мельком и стыдли- во забытые слова; слезы высохли, немилосердно саднили воспаленные веки - но он не чувствовал ни рези в глазах, ни боли в разбитых кулаках и коленях. Он налетал на дверь, бросался на дверь, всем телом бился о дверь, никак не соотнося своих сил с ее прочностью - просто повинуясь невыносимому желанию свободы.
Он знал, что рано или поздно упадет, обессиленный - но будет цара- пать дверь ногтями и грызть зубами, до последнего, до обморока, до смерти... Но раньше, чем он упал-таки, дверь дрогнула - и распахнулась.
Он отпрянул от неожиданности - окровавленный звереныш с безумным, полубессмысленным взглядом. Того, кто стоял в проеме, он узнал по го- лосу:
- Хочешь выйти? Иди. Иди, куда желаешь, куда глаза глядят, ступай, пожалуйста, на все четыре стороны...
И Барракуда отступил, и Ивар увидел за его спиной мутный свет, ко- торым был залит коридор.
Потом он бежал куда глаза глядят, и рвался вверх по винтовым лест- ницам, как во сне, где чадящие факелы, где нет ни верха, ни низа...