Никакого следа черных покрышек грузовика, превративших в кисель его желудок и почки. Никаких пятен крови. И никакой боли.
Но память обо всем этом была жива, и она яростно, раскаленным железом жгла мозг Ли.
Он был раздавлен грузовиком в Йорке. В этом Ли был уверен. Его кровь измазала покрышки грузовика. Он помнил ту струю алого цвета, что вырвалась из его рта, будто выброшенная наружу каким‑то взрывом.
Священник даровал ему отпущение грехов.
А теперь он сидит в амфитеатре, и его греет солнышко. И Райан Кейт сидит рядышком и хнычет, как маленький, все еще сжимая толстенькими ручками дурацкий котелок Оливера Харди.
Пот бежал ручейками по груди Ли под белой рубашкой с плиссированной грудью. Накидка Дракулы висела на спине такой тяжестью, будто была освинцована.
Он чувствовал себя так, как если бы сошел с безумно вертящейся карусели. Голова кружилась, внимание полностью расфокусировалось.
– Но, Господи, как прекрасно чувствовать себя живым!
2
Зита выругалась. Попыталась еще раз повернуть ключ зажигания в «рейндж‑ровере». Стартер заработал, цилиндры фыркнули, но тут же начались сбои, продолжавшиеся минуту‑другую, после чего мотор закашлялся и, подавившись собственным кашлем, окончательно умолк.
Сэм взглянул на Зиту.
– Похоже, на линии подачи топлива произошла закупорка, а может, не работает зажигание.
– Блин! – с чувством сказала Зита. – Этой машине всего год. Не может она выйти из строя. Я ей, поганке, покажу!
Сэм открыл дверцу. В машине было жарко, как в оранжерее.
– Давай‑ка выйдем. Небось вода попала в карбюратор.
– Сэм, я воду в карбюраторы не наливаю, – сказала она таким тоном, что он сразу понял – пора отступать. – Я не лью воду в двигатель, я не выключаю мотор перед светофором, я не включаю скорость при задействованном ручном тормозе!
– О'кей, – ответил он, пытаясь смягчить ее гнев. – Давай погуляем немножко, а потом снова сядем в машину и попробуем еще раз. Если не заработает, обратимся к механику.
Она вышла и с силой захлопнула свою дверку. Потом злобно поглядела на нее, обошла машину спереди и прислонилась к привинченному к бамперам «скотосбрасывателю».
Сэм снова надел солнцезащитные очки и еще раз оглядел парковочную площадку. Люди группами продолжали выходить из амфитеатра. Большинство людей направлялись к автобусу, стоявшему у дальнего края стоянки. Другие шли к фургончику мороженщика. И все равно сцена носила отчетливый налет чего‑то необычайного. Что‑то странное было в ней.
Что‑то непонятное, что‑то им не свойственное было в самом поведении людей. Они держались так, будто только что стали свидетелями взрыва бомбы. Ошеломленное выражение лиц. Кто‑то вдруг останавливался и с удивлением озирался по сторонам. Кто‑то беспрестанно смотрел на свои часы, даже подносил их к уху, причем на лице появлялось выражение недоумения. Какая‑то пара непрерывно нажимала на кнопки своих мобильных телефонов, и Сэм видел, что им никак не удается выйти на связь со своими любимыми, со своей работой, с полицией или вообще хоть с кем‑нибудь.
Ничуть не лучше обстояли дела и у потенциальных потребителей мороженого. Человек, им торговавший, сидел на земле возле фургончика и безостановочно мотал головой из стороны в сторону. Возможно, Сэм и ошибался, но ему показалось, что мороженщик бормочет про себя что‑то вроде «Я видел себя собственными глазами... Я видел себя...».
В эту минуту к Сэму подошел пожилой мужчина с тростью в руке и со слуховым аппаратом.
– Извините меня, молодой человек, – сказал он, возясь со своей аппаратурой, – но не можете ли вы подсказать мне, какой сегодня день?
– Вторник. – Вообще‑то говоря, такой вопрос был странен сам по себе, но сейчас Сэм не увидел в нем ничего особенного.
– Вообще‑то говоря, такой вопрос был странен сам по себе, но сейчас Сэм не увидел в нем ничего особенного. Нормальный мир только что проделал прямо на его глазах сложнейший кульбит, и Сэм чувствовал себя чем‑то вроде постороннего зрителя, который с интересом наблюдает за дальнейшим развитием событий.
Старик приложил ладонь к ушной раковине.
– Пардон? Очень жаль, но мой аппарат... – Он постучал по слуховой трубке. – Эта штука, по‑видимому, совсем вышла из строя... Вы сказали – понедельник?
– Нет! – Сэм повысил голос. – Вторник.
– О? Вторник? Ах, понимаю... А я был уверен... О!.. Извините, что потревожил вас, молодой человек... – Продолжая что‑то бормотать, старик заковылял прочь.
Сэм смотрел ему вслед, пораженный выражением ужаса на лице старика. Тот, видимо, впервые убедился в наличии у себя признаков болезни Альцгеймера и наглядно представил все ее ужасающие последствия. Потеря памяти. Затуманенное сознание. Недееспособность. Попытки получить завтрак в полночь. Дочь называешь именем матери. Слезы по ночам из‑за страха перед темнотой.
Однако Сэм в глубине души сомневался, что перед ним клинический случай болезни Альцгеймера. Старик вовсе не походил на маразматика. А если это и маразм, то какой‑то инфекционный, вроде гриппа, что ли. Ведь он и сам перенес нечто похожее, когда открыл глаза в этом амфитеатре пятнадцать минут назад. И лица остальных, кто сидел там, он тоже видел.
– Старикан явно решил, что у него крыша поехала, правда? – с удивлением, в голосе сказала Зита, глядя, как тот, прихрамывая, обходит площадку, а в глазах у него отражается полное непонимание происходящего вокруг. – Он убежден, что спятил.
– И как я понимаю, подобное ощущение нам всем не чуждо, – ответил Сэм, чувствуя странное покалывание в ампутированных больших пальцах, в свое время оказавшихся лишними. Это ощущение приходило к нему иногда, особенно в моменты стресса или сильного волнения. Тогда нервные окончания в них вдруг начинали подавать тревожные сигналы, как крошечные электрические звонки. Проклятые руки мутанта, сказал он себе, ощущая свою неполноценность. Большие пальцы зачесались еще сильнее.
А ведь из этой истории могла бы получиться настоящая сенсация, конечно, если им удалось бы убедить редактора новостей в ее правдивости.
– Зита, – сказал он, чувствуя, что напряжение снова начинает возрастать. – Попробуй вспомнить то, что случилось здесь несколько минут назад. Я еще спросил тебя, что ты знаешь о путешествиях во времени.
– Ага, помню. Но мне известен лишь один сверкающий истиной факт: оно невозможно.
– Уверена? Но ведь мы ежедневно путешествуем во времени, разве не так?
Она наморщила лоб.
– Ну, разумеется. Но путешествие во времени – улица с односторонним движением. И к тому же мы двигаемся по нему на фиксированных скоростях. От сейчас – к будущему.
– А что говорил тот парень, что прикован к инвалидному креслу?
– Какой? А, профессор Хокинс? Астрофизик?
– Ага. Разве он целые годы не внушает нам, что изредка могут наступать моменты, когда время ведет себя не так, как всегда? Что оно может вдруг побежать в разных направлениях, может делать прыжки назад или вперед?
– Но разве для того, чтобы такое произошло, не надо лезть в черную дыру или куда‑то еще?
– Но я запомнил еще один непреложный факт: скорость сворачивает время. Это сказал Эйнштейн. Чем быстрее двигаешься, тем медленнее течет время. В 1971 году парочка ученых поставила четыре штуки точнейших атомных часов на самолет, совершавший кругосветный перелет. Когда показания этих часов сверили с показаниями часов, находившихся на земле, ученые обнаружили, что время на самолете действительно текло более медленно.