– Она перевела взгляд на приборную доску, которая сейчас светилась мягким зеленоватым светом. – Ой, ну что за машина! Такой я никогда еще не видела.
– Последняя модель, – отозвался Сэм, продолжая наращивать скорость.
– Военная?
– Конечно.
– Понятно. Секрет. Болтун – находка для шпионов. Ничего, если я закурю?
– Будьте как дома.
– Вы очень быстро ездите.
– Извините, очень тороплюсь.
– Дело жизни и смерти?
Он кивнул.
Она вздохнула.
– В эти дни – дело обыкновенное. Гляньте на прожектора. Если они поймают немецкий самолет... – Тут она подняла палец, изображавший пушку. – Бах‑бах! А что делать? Или мы, или они.
Сэм вел машину по пустынной Хай‑стрит. Он заметил, что стекла в домах и витрины магазинов заклеены крест‑накрест липкими лентами, которые должны были уменьшить опасность ранения летящими осколками стекол, если бомбы упадут близко и стекла вылетят.
Все фонари на улице были погашены – необходимая мера предосторожности при налетах. Ни единого лучика света не пробивалось из завешенных шторами окон домов. Все это придавало Кастертону вид города‑призрака. Ни машин, ни света, ни людей.
Сэм пользовался лишь подфарниками и надеялся, что перед ним не возникнет неожиданно ни лошадь, ни грузовик. При его скорости даже думать не хотелось о возможных результатах столкновения.
– Пусто. Проклятая воздушная тревога. Ненавижу, когда город такой, – сказала она. – Противно, правда? Сворачивайте влево.
Сэм притормозил, и покрышки забуксовали на толстом слое конского навоза, лежавшего всюду и образующего мягкий ковер.
– А зачем все эти переключатели? – спросила Рут, разглядывая приборную доску, пока Сэм сворачивал на боковую улицу.
– Свет, отопление, плеер.
– Плеер?
– Проигрыватель. – Все, чего хотелось Сэму в эту минуту, это оказаться у дома, где должно произойти убийство, а потому, даже не раздумывая, он нажал на клавишу плеера. Музыка ударила из всех четырех динамиков, от басового звучания в руках Сэма завибрировал руль.
Испуганная Рут взглядом искала скрытые источники музыки.
– Вот это звук! А кто поет?
– Майкл Страйп. Он из американского джаза, который называется РЕМ.
– Рем? Для меня это новость. В Америке такая музыка популярна?
– Будет. – Сэм еще крепче сжал руль. Все мышцы напряглись. Он пристально всматривался в темноту улицы. – Далеко до Грачевника?
– Как раз вон за той церковью, что справа. Здесь. Здесь. Въезд вон там, где припаркован грузовик.
Сэм направил «ровер» в другую узенькую улочку, которая выводила на сквер, обрамленный довольно большими отдельными домами. В сквере было темно. Какое‑то движение чувствовалось лишь в деревьях и кустарниках сквера, чьи листья дрожали под слабым ветерком.
Сэм выключил мотор и погасил свет.
Сирены молчали. Прожектора в полной тишине рыскали в черном небе. Прямо перед ними висел аэростат заграждения, показывая свое серебристое брюхо, когда на него попадало отражение луча в миллион ватт.
– Мой поезд отходит через три четверти часа, – сказала устало Рут, ибо она поняла, что Сэм сейчас вряд ли рванет по темным улицам города, чтобы отвезти ее на вокзал. – Пожалуй, мне лучше идти. – Она вылезла из машины. Однако, несмотря на сказанное, продолжала стоять, держа в руке маленький чемоданчик и явно колеблясь – уходить ли?
Сэм молча отошел от машины, продолжая всматриваться в слепые лица домов. Среди них был тот, который ему необходим. Именно в нем сегодня должны перерезать горло мужчине, женщине и ребенку.
Именно в нем сегодня должны перерезать горло мужчине, женщине и ребенку.
Если, конечно, ему не удастся предотвратить это.
И это будет означать, что он изменил ход истории.
Последствия такого поступка невообразимы.
А может, ему следует просто уйти отсюда? Пусть свершится то, что должно свершиться.
Иначе его действия изменят будущее. И даже если он вернется в 1999 год, он может найти мир полностью изменившимся в результате того поступка, который намерен совершить сейчас.
Но не может ли маленькая девочка спустить курок атомной войны в 1955 году?
Неужели дитя из Британии сороковых годов обладает силой, способной сокрушить мир, если оно будет спасено сегодня Сэмом?
Возможно. Разве мало случаев, когда одно‑единственное промышленное изобретение меняло облик мира?
Он невольно покачивал головой, одновременно продолжая рассматривать дома. Нет. Надо забыть обо всех этих философских рассуждениях. У него есть возможность предотвратить три убийства. Вот это и есть стартовая линия, вот только это и имеет сейчас значение.
Теперь он отсюда не уйдет.
В своем воображении он видел те существа, которые так походили на зародышей. Они мудро покачивали головами, пока их странные, почти атрофированные пальчики бегали по клавишам машины времени, или как оно там называется, их проклятущее устройство, которое контролирует все. Ах да, говорят они между собой, то человеческое существо в конце концов оказалось трусом, слишком тупым и слабым, чтобы контролировать свое окружение!
– Сволочи! – сказал Сэм, скалясь в небо. И снова тот гнев, который он испытал недавно, потряс все его существо. Эта ярость ставила его на грань безумия. За что вы нас обрекли на это? Ответственные за такое преступление заслуживают того, чтобы им свернули их гнусные шеи, чтобы их давили и крутили, покуда у них не полезут глаза из орбит и пока они не сдохнут с почерневшими губами, мокрые от потоков собственной мочи! Всеобъемлющая волна гнева, безмерная, безграничная ярость снова навалилась на него. Сволочи!
Рут сделала нерешительный шаг в его сторону.
– Сэм, что с вами? Сэм, не надо...
И в этот момент он кинулся на нее, ухватил за отвороты жакета и поволок в кусты.
2
Она попыталась крикнуть. Ее глаза в темноте светились ужасом.
– Сэм! Пожалуйста! Я...
Он закрыл ладонью ее окрашенный яркой помадой рот, стараясь приглушить рвущийся оттуда испуганный крик. Непреодолимый страх сковал Рут, когда он стал запихивать ее в гущу ветвей, где ее не мог бы увидеть никто, проходящий по дороге.
Сэм смотрел в эти вылезающие из глазниц глаза, в которых так ясно читался ужас перед неминуемой смертью.
– Ш‑ш‑ш, – прошептал он. – Они могут услышать вас.
По тому, как она замолчала, Сэм понял силу обуревавшего ее желания, чтобы эти неизвестные они услышали бы ее, а потом примчались ей на помощь.
Сэм не ослаблял свою хватку, держа ее в медвежьих объятиях одной рукой, а другой все еще зажимая ей рот. Ее ужас он ощущал по тому прерывистому дыханию, которое вырывалось из ноздрей Рут прямо в его ладонь. Глаза девушки не отрываясь глядели в глаза Сэма, ожидая того мгновения, когда его руки стиснут се горло.
– Ш‑ш‑ш, – шептал он, все еще не убирая руки с ее рта. – Сегодня здесь должно произойти убийство.
Ее испуганные глаза округлились и стали похожи на большие мутные диски.
– Да нет, – шепнул он. – Не ты. Не бойся меня. Слушай внимательно. В одном из этих домов живет семья. Она в смертельной опасности. Понимаешь?
Она кивнула, насколько это возможно было сделать, когда у тебя рот заткнут чужой ладонью.
– Я только что видел, что из парадной двери одного из домов вышел человек, бросивший в кусты палисадника какой‑то мешок.