Аннотация: …Добрая фея из жалости дарит маленькому уродцу три волшебных волоска. Благодаря им все значительное и талантливое, произошедшее или произнесенное в присутствии Цахеса, приписывается ему. А вот гадкие поступки самого малыша приписываются окружающим его людям. Цахес делает потрясающую карьеру. Малыша считают гениальнейшим поэтом. Со временем он становится тайным советником, а затем и министром. Страшно подумать каких бы высот мог достичь крошка Цахес, но своевременное вмешательство доброго волшебника кладет конец его химерной карьере. Потеряв три волшебных волоска, Цахес стал тем, кем был на самом деле — жалким подобием человека. Теперь те, кто с наслаждением подчинялся малышу, потешаются над ним. Спасаясь от былых поклонников, Цахес падает в ночной горшок и трагически погибает.
Эрнст Теодор Амадей Гофман
Глава первая
Маленький оборотень. — Великая опасность, грозившая пасторскому
носу. — Как князь Пафнутий насаждал в своей стране просвещение, а фея
Розабельверде попала в приют для благородных девиц.
Недалеко отприветливой деревушки,усамойдороги,нараскаленной
солнечнымзноемземлележалабедная,оборваннаякрестьянка.Мучимая
голодом,томимая жаждой, совсем изнемогшая, несчастная упала под тяжестью
корзины,набитой доверху хворостом,который онаструдомнасобирала в
лесу,итак как она едва могла перевести дух,то ивздумалось ей,что
пришласмертьинастал конецеенеутешному горю.Всежевскоре она
собралась с силами, распустила веревки, которыми была привязана к ее спине
корзина,имедленноперетащилась наслучившуюсявблизилужайку.Тут
принялась она громко сетовать.
— Неужто, — жаловалась она, — неужто только я да бедняга муж мой должны
сноситьвсебедыинапасти?Развене одни мы во всей деревне живем в
непрестаннойнищете,хотяитрудимсядоседьмогопота,адобываем
едва-едва, чтоб утолить голод? Года три назад, когда муж, перекапывая сад,
нашелвземлезолотыемонеты,мыивпрямь возомнили, что наконец-то
счастьезавернулокнами пойдут беспечальные дни. А что вышло? Деньги
украливоры,домиовин сгорели дотла, хлеба в поле градом побило, и —
дабымеранашегогорябылаисполнена — бог наказал нас этим маленьким
оборотнем,чтородила я на стыд и посмешище всей деревне. Ко дню святого
Лаврентиямаломуминулодвасполовиной года, а он все еще не владеет
своими паучьими ножонками и, вместо того чтоб говорить, только мурлыкает и
мяучит, словно кошка. А жрет окаянный уродец словно восьмилетний здоровяк,
датольковсеэто ему впрок нейдет. Боже, смилостивись ты над ним и над
нами!Неужтопринужденымыкормитьи растить мальчонку себе на муку и
нуждуещегоршую;деньотоднямалыш будет есть и пить все больше, а
работатьвовекнестанет.Нет,нет,снестиэтого не в силах ни один
человек!Ах,когдабмнетолько умереть! — И тут несчастная принялась
плакатьистенатьдотехпор,покагоре не одолело ее совсем и она,
обессилев, заснула.
Бедная женщина посправедливости моглаплакаться намерзкого уродца,
которого родила двасполовиной года назад.То,что спервого взгляда
можно было вполне принять за диковинный обрубок корявого дерева,на самом
деле был уродливый,не выше двух пядей ростом,ребенок, лежавший поперек
корзины, — теперь он выполз из нее и с ворчанием копошился в траве. Голова
глубоко ушла в плечи,на месте спины торчал нарост,похожий на тыкву,а
сразу отгруди шли ножки,тонкие,как прутья орешника,так что весь он
напоминал раздвоенную редьку.
Незоркийглазнеразличил былица,но,
вглядевшисьпопристальнее,можнобылоприметитьдлинныйострыйнос,
выдававшийся из-под черных спутанных волос, да маленькие черные искрящиеся
глазенки,—что вместе с морщинистыми,совсем старческими чертами лица,
казалось, обличало маленького альрауна.
Ивоткогда,каксказано,измученная горемженщинапогрузилась в
глубокий сон,асынок ее привалился к ней,случилось,что фрейлейн фон
Розеншен—канониссаблизлежащегоприютадляблагородныхдевиц—
возвращалась той дорогой с прогулки.Она остановилась,и представившееся
ей бедственное зрелище весьма ее тронуло,ибо она от природы была добра и
сострадательна.
— Праведноенебо,—воскликнула она, — сколько нужды и горя на этом
свете!Бедная,несчастнаяженщина!Я знаю, она чуть жива, ибо работает
свыше сил; голод и забота подкосили ее. Теперь только почувствовала я свою
нищету и бессилие! Ах, когда б могла я помочь так, как хотела! Однако все,
чтоуменя осталось, те немногие дары, которые враждебный рок не смог ни
похитить,ниразрушить,все, что еще подвластно мне, я хочу твердо и не
ложноупотребитьнато,чтоботвратить беду. Деньги, будь они у меня,
тебе,бедняжка, не помогли бы, а быть может, еще ухудшили бы твою участь.
Тебеитвоемумужу,вамобоим,богатствонесуждено, а кому оно не
суждено,утогозолотоуплываетиз кармана он и сам не знает как. Оно
причиняетемутольконовыегорести,и, чем больше перепадает ему, тем
беднееонстановится.Но я знаю — больше, чем всякая нужда, больше, чем
всяческаябедность,гложеттвоесердце,чтотыродила это крошечное
чудовище,которое,словнотяжкоезловещееярмо,принуждена нести всю
жизнь.Высоким,красивым,сильным,разумнымэтотмальчикникогда не
станет, по, быть может, ему удастся помочь иным образом.
Тут фрейлейн опустилась на траву и взяла малыша на колени.Злой уродец
барахтался и упирался,ворчал и норовил укусить фрейлейн за палец, но она
сказала:
— Успокойся,успокойся,майский жучок! — и стала тихо и нежно гладить
егопоголове,проводяладоньюотолбакзатылку.Имало-помалу
всклокоченные волосы малыша разгладились,разделились пробором,плотными
прядями легли вокруг лба, мягкими локонами упали на торчащие торчком плечи
итыквообразную спину.Малыш становился всеспокойнее инаконец крепко
уснул.Тогдафрейлейн Розеншен осторожно положила егонатраву рядом с
матерью,опрыскала ее душистым спиртом из нюхательного флакона и поспешно
удалилась.
Пробудившисьвскоре,женщинапочувствовала,чточудеснымобразом
окрепла и посвежела.Ей казалось, будто она плотно пообедала и пропустила
добрый глоток вина.
— Эге,—воскликнула она,—сколько отрадыибодрости принесмне
короткий сон.Однако солнце на закате —пора домой!— Тут она собралась
взвалить на плечи корзину, но, заглянув в нее, хватилась малыша, который в
тот же миг поднялся из травы и жалобно захныкал.Посмотрев на него,мать
всплеснула руками от изумления и воскликнула:
— Цахес,крошка Цахес, да кто же это так красиво расчесал тебе волосы?
Цахес, крошка Цахес, как пошли бы тебе эти локоны, когда б ты не был таким
мерзким уродом!Ну,поди сюда,поди,—лезь в корзину.—Она хотела
схватить его иположить на хворост,но крошка Цахес стал отбрыкиваться и
весьма внятно промяукал:
— Мне неохота!
— Цахес,крошка Цахес! — не помня себя закричала женщина. — Да кто же
этонаучилтебяговорить?Ну,коли ты так хорошо причесан, так славно
говоришь,то уж, верно, можешь и бегать? — Она взвалила на спину корзину,
крошка Цахес вцепился в ее передник, и так они пошли в деревню.