Посередине сортира, между дырой в полу и дверью, лежит зловонная кучка говна, почти ч?рная в негативном свете луны. Рядом с ней видна и разлитая моча, от которой поднимается л?гкий пар.
- Что это? - спрашивает Зина, оставаясь на пороге. Она затягивается окурком, сощуривая от усилия глаза.
- Это уже после того, как я убирала, - говорит Катя. - Видишь, парит ещ?.
- Правильно, это я сделала. Только что.
Катя молчит.
- Чего стоишь? Убирай. А то до утра вонять будет. Куда пошла?
- Совок надо взять.
- Руками убирай, чего за совком таскаться.
- Зачем руками?
- Чтобы быстрее было, дура.
- Чтобы быстрее было, не надо было срать на пол, - говорит Катя, и тут же получает сильный удар кулаком в зубы, который отбрасывает е? к стене, она выставляет впер?д локоть и больно бь?тся им об отсыревшее дерево. Зина входит в сортир, наступая сапогом в лужу собственной мочи. Катя пытается увернуться от не?, но Зина хватает е? за волосы. Она тушит окурок о Катину щ?ку, так что та взвизгивает от боли, и прячет его в карман.
- Срать было не надо? - говорит она чистым и спокойным голосом, после чего коротко бь?т Катю кулаком в живот, но не да?т ей согнуться, вытягивая вверх за волосы. Катя стонет от боли, зажмуривая глаза. Зина бь?т е? ещ? раз, потом коленом в низ живота, и отпускает. Катя сгибается и сползает боком по стене на колени. Зина бер?т е? за шиворот и протаскивает по полу к луже, и, присев и надавив Кате на затылок, вжимает е? лицо в т?плую, гадко воняющую массу, потом отпускает и вста?т. Катя плюясь садится на колени, держится одной рукой за живот, а второй вытирает с лица кал.
- Ещ? хочешь? - спрашивает Зина.
- Нет, - говорит Катя, чувствуя на губах вкус Зининых фекалий и вонь.
- Тогда давай убирай.
Катя тщательно сгребает раздавленную кучку руками и выносит е? к цистерне, сдавленно дыша от сильной боли в животе. Кал не хочет отлипать от пальцев, ляпаясь кусочками в гниющую жижу под отверстием люка, и, чтобы избавиться от него, Катя вытирает ладони о железные края. Спустившись с лесенки, она приседает, и моет руки и лицо мокрым песком. Плакать она начинает только теперь. Песок клеится к щекам, она вдыхает его в рот и выпл?вывает обратно. Зина жд?т е? возле сортира.
- Давай скорее, отбой уже давно, - тихо напоминает она. - Лужу можешь не вытирать, до утра сама высохнет.
Катя вста?т и отряхивается. Творожная луна вс? так же светит ей в лицо. Луна находится далеко, и даже если Катя станет ей кричать, вс? равно не услышит, поэтому Катя считает е? глухой.
- Поди сюда, - говорит ей Зина, когда Катя проходит мимо не?. Катя вздыхает и нехотя поворачивается, затравленно глядя на свою мучительницу. Поди-поди, бить не буду, - Зина стоит, облокотившись спиной на закрытую дверь сортира, руки е? засунуты в карманы ватника.
Катя подходит, и Зина, вытащив руки из карманов, бер?т е? за плечи и прижимает к деревянной стене. Она смотрит Кате в лицо, а Катя поднимает глаза и смотрит на зв?зды, чисто горящие высоко над земл?й, ей холодно сквозь колготки, юбку, носки и дырявый сапог, живот ноет после ударов, на губах вкус кала и крови, сочащейся из оцарапанной о зубы внутренней стороны нижней губы, но Катя думает о том, что зв?здам тоже холодно там, в открытой ч?рной пустоте, где дуют сильные ветры, и сами зв?зды, наверное, состоят сплошь изо льда. Зина начинает е? целовать, нежно растопыривая губы и прижавшись к Кате всем телом, руками она по-прежнему держит Катю за плечи. Катя закрывает глаза от холода и распрямляет руки по стенке сортира, словно хочет уснуть.
- Тебя целовали мальчики? - спрашивает Зина ш?потом.
- Нет, - отвечает Катя. - Не целовали.
Пока она говорит, язык Зины облизывает е? колеблющиеся губы.
- У тебя кровь.
- Ты же меня ударила.
- Прости меня, милая Катя, - шепчет Зина. - Ты ведь меня простишь?
- Да, - отвечает Катя. - Мне холодно.
- Мы сейчас пойд?м. Поцелуй меня.
Катя открывает глаза и целует Зину в нос.
- Ты - ласточка, - шепчет Зина, и отстраняется от не?, облизывая губы. Хочешь курить?
- Нет. Дым, он вонючий. От него кашлять хочется.
- Ты просто не привыкла, - Зина нагибается, зажигает спичку и продувает окурок, чтобы он разгорелся. - На, попробуй.
Катя всасывает из окурка едкое марево, давится и глухо кашляет. Из глаз е? текут сл?зы.
- Тссс, - прикладывает палец к губам Зина. - Макарыч услышит.
Катя сразу закрывает рот рукавом. Зина бер?т у не? окурок и затягивается.
- Я у него окурок и стащила. Он же дымит, как паровоз, вещество не экономит.
Когда они подходят к двери барака, Зина бросает выжженный окурок и втирает его сапогом в грязь. Внутри, в тлеющей темноте безысходного ночного времени, она бер?т Катю за запястье и шепчет:
- Разденешься - приходи.
Катя находит сво? место, раздевается и ложится в холодное бель?, как в снег. Будущее видится ей опал?нным белыми огнями зв?зд до угольной черноты безлистых древесных ветвей, и сквозь него дует стирающий губы ветер, которому нет конца. Катя лежит в бесчувствии, пока не приходит Зина.
- Подвинься, - шепчет она, становясь коленями на Катину постель. - Что же ты не приходишь, я тебя ждала.
- Зачем? - спрашивает Катя.
- Зачем? Целоваться, вот зачем.
- И не надоело тебе ещ??
- Так мы же ещ? не целовались по-настоящему.
- По-настоящему это как?
- В писю, в попу, вот как. Ты такого не знаешь? Сейчас узнаешь.
Когда Зина выскальзывает из-под одеяла, чтобы уйти спать, Катя оста?тся лежать в темноте, покрытая пятнами чувственных воспоминаний. Она вспотела и волосы все перепутались, ртом и руками она вс? ещ? ощущает тело Зины, голое, щекочущее и т?плое, лиш?нное того пугающего металлического жара, каким владела кожа м?ртвой Саши. Она знает теперь, ладонями, пальцами и ртом, какие у Зины соски, как меняют они температуру, плотность и влажность, как изменяется форма е? груди, что у не? под мышками, она знает прыщики на е? б?драх, с тыльной стороны, и какого вкуса то, к чему она никогда бы не подумала прикасаться ртом. Но Зина тоже прикасалась, это было так глупо, что хотелось смеяться, но потом Зина начала делать ей пальцами больно, и было уже не смешно, а как-то дико, мучительно сладко. Вспоминая вс? это, Катя стыдится и не может уснуть, она вс? пытается себя убедить, что они с Зиной просто делали вместе то, что нельзя, но сама в это не верит, потому совсем по-другому, по-новому, мучилась только что е? душа.
Утро приходит неизменным, со своим полусонным подъ?мом и умыванием во дворе, у железного крана, когда холодная вода обжигает кожу, ещ? хранящую тепло несбывшегося сна, но теперь у Кати есть что-то особенное, тут, внутри, куда никто не может заглянуть, оно греет е?, свернувшись калачиком под сердцем, и лижет своим ласковым языком, тайно и любяще, как лизала е? ночью Зина.
Работают интернатские девочки в том самом кирпичном здании, которое Катя первым увидела по сво?м прибытии. Оно располагается на ведущем месте территории, являя собой единственный допустимый смысл существования узниц воспитательного учреждения, иначе они стали бы бесполезными паразитками, томящими шею советского народа. Кирпичное здание, наполненное швейными столами, где девочки шьют и кроят простую одежду и постельное бель?, позволяет им отрабатывать кашу, которую они едят, и воскресный суп с картошкой, и чай без сахара, и кипяч?ное молоко в металлических кружках, которое им дают на ужин вместе с парой сухарей.