Наверное, я глупо улыбался,
- Тьфу, - сказал Афиноген. - На тебя смотреть, так счастливее человека нет.
- Сейчас нет.
Носились же в голове всякие сюжеты. Многое было начато. У меня всегда в работе полтора десятка рассказов. А вот этот вспыхнул, и все в миг изменилось. И что мне теснота! Что мне тещин храп! У меня ведь есть нечто! Я, может, и запел бы сейчас, да вот только не умел.
- Сколько раз ты уже "вселялся" в новую квартиру?
- Трижды, Афиноген Каранатович. Трижды.
- Тогда тоже причины были?
- Были, были причины. В первый раз оказалось, что нецелесообразно селить всех писателей Фомска в один дом...
- А сколько вас всех?
- Пятнадцать.
- И в тот дом всех поселили?
- Никого не поселили.
- При чем тогда: всех?
- Вот этого, Афиноген Каранатович, не знаю.
Давай, давай, Афиноген. Спрашивай. Что еще нужно. Какое-то слово. Крутится оно возле, а не поймешь. Какое-то одно слово для рассказа нужно.
- А во второй раз?
- А во второй раз выяснилось, что в городе пять тысяч семей живет в подвалах.
- Как это выяснилось? Что, до твоего случая никто этого не знал?
- Знали, наверное.
- Ты представляешь, сколько нужно домов, восьмидесятиквартирных, чтобы всех выселить из подвалов? Шестьдесят с лишним!
- Да там тогда ошибка с ордером произошла.
Ошибка! Ошибка с ордером! Вот ведь что нужно-то было: ошибку, ошибочку милую, маленькую такую, настолько очевидную, что она никому не бросится в глаза. Да я ведь уже столько месяцев про ту ошибку со своим ордером знал, а ошибка для рассказа в голову не приходила! Почему же это так? Не знаю. И никогда не узнаю. Но уж теперь-то все в порядке. Радуйся, Артемий Мальцев! Афиноген своим вопросом создал в моей голове рассказ. Фантастический рассказ о твоей квартире!
- Понимаешь, Афиноген... ха-ха! - Меня просто распирало от смеха. Не удержишься никак.
- Развеселая, я вижу, у тебя жизнь, Федор Михайлович.
- Не жалуюсь... Ха-ха-ха... Фу! Ты прости меня, Афиноген Каранатович. - Я еще раза два хохотнул и все же успокоился. - Там в ордере стояло: пятьдесят семь квадратных метров. А на самом деле в квартире было сорок семь квадратных метров. Кто-то описку сделал. Вот если бы в ордере площадь была записана правильно, мы бы квартиру получили. Ну, а когда разобрались, уже поздно было. Да и не я, конечно, разобрался, а те, которые въехали.
- Бред собачий! Ордера, подарки, метры! Еще ждать будешь?
- Нет, Афиноген Каранатович, не буду я ждать. Мы с Валентиной решили, что нам новая квартира не нужна.
- Ну, молодец!
- Да... Зашел я на следующий день в писательскую организацию... Ответственный секретарь спрашивает: ну как, мол, дела с квартирой? Нормально, отвечаю. - Ну вот, а ты волновался, нервничал, не верил! - Не дали, говорю, квартиру. - Как не дали?! Это почему еще не дали?! -Я объясняю. А он: пиши объяснительную записку! Квартиру он не получил? Нам их что, каждый квартал дают?! Я и написал. Все, как в пьесе, по лицам. А в конце сообщил, что подарки мне не нужны.
- Не нужны?.. Что же теперь делать будете?
- Ничего, жили ведь раньше, проживем и еще.
- Тьфу! Баранья голова...
- Так ведь здесь ничего не поделаешь. Заколдованный круг. Вот если бы у меня вовсе квартиры не было...
- Да-а... - сказал Афиноген.
- А ты-то сам, Афиноген Каранатович, вспомни, как развертывались дела с нуль-упаковкой. Ведь была она, была! Сам, своими собственными глазами видел! И другие видели. Ведь двое людей очень даже просто проникли в макет Марградского универмага. А потом получили телеграмму от ученых: с одной стороны, вроде бы, действительно, существует эта нуль-упаковка, а с другой - нет ее и не может быть никогда. Как это понять? Так ведь дело и заглохло.
- Там совсем другое дело, -нахмурился Афиноген. - Там ведь для проникновения нужен был вполне определенный человек.
Может, в комиссии такого не оказалось?
- А поезд? А пасека? Тут ведь специальные люди. были не нужны! И все равно - было, не было.
- Для проникновения в нуль-упакованный мир всегда нужны люди определенного психологического склада. Это дело сложное.
- Конечно. Нуль-упаковка - сложное, а квартира - простое.
- Должны же ведь понимать, что у всех, кто работает, есть свое рабочее место. А у писателя оно дома! Дома! Ему, кроме жилплощади, бумаги да ручки, больше ничего не надо.
- Как не надо?
- Ну, это другое. Вдохновение, работоспособность и прочее. Но писать-то, писать где?! На кухне пишешь? По ночам?
- На кухне, - согласился я. - Тут ничего поделать нельзя. Конечно, тещин храп загонит меня в психолечебницу, но уж там и отосплюсь... Это что-то ужасное - храп. Камера пыток. Интересно, была или нет в средние века пытка храпом? Мне почему-то кажется, что была. Никому не выдержать.
- Уж не потому ли ты и про камеру пыток написал?
- Может быть. Не знаю. Написал и все. Это снимает напряжение. Напишешь, как мучили человека и вроде самому легче станет. Не один ты такой. Только если я и пишу что ужасное, то только про себя, про Федю Приклонова, то есть. Да был, был такой Федор Михайлович Приклонов. Казань брал. В опричнину попадал. А что дальше - неизвестно. Отделали или отпустили. В "Ономастиконе" Веселовского сначала прочитал. Есть там упоминание о Приклонове. А потом уж и временем этим стал специально интересоваться. Но все рука не поднималась. Не хватало чего-то. А вчера вот заснуть никак не мог, встал да и написал.
- И продолжение будет?
- Теперь, раз начал, будет. Я его сквозь время хочу протащить. И в настоящее, и в будущее.
- А почему их там у тебя три?
- Сам еще не знаю. Но почему-то получилось три.
- А с Главным распорядителем абсолютными фондами все так и оставишь?
- Что значит - оставишь? Я ничего не брал, так и оставлять нечего.
- У вас, писателей, все на заметке. Где-нибудь да и вставишь.
- Возможно. Ручаться не могу.
Да что тут ручаться?! О той истории, которая произошла со мной, я писать не хотел. Противно было. А вот о другой... Я ведь мог, мог выдумать Геннадия Михайловича! Так вот о том, другом Главном распорядителе я действительно хотел написать. У меня уже и сюжет был в голове. Собственно, он начал складываться еще там, в приемной, когда меня привезли на "Волге". Этот рассказ я не чувствовал в виде точки. Он складывался по частям, по следам событий, по отпечаткам событий в моем сознании. Рассказик должен был получиться веселым и безобидным. Я знал, что писать про Главного распорядителя абсолютными фондами реалистический рассказ не стоило. В моих глазах Главный распорядитель был нетипичен.
- Я тебя вот еще о чем хочу спросить, - сказал Афиноген. - В твоем рассказе в нашем времени оказался другой Приклонов?
- Пожалуй, что так, - согласился я.
- Почему, пожалуй? Ты же ведь писал рассказ, тебе и знать! Так тот или не тот?
- Скорее всего не тот.
- Нашего-то Приклонова в кандалы не заковывали?
- Нет. На дыбу поднимали, а в кандалы - нет.
- А почему же ты, Федор Михайлович, в кандалах оказался?
- Ну вот. И ты туда же... Производственная травма. Да и не травма даже, а так, пустяк, даже в санчасть не обращался.
- А железка?
- Что железка?
- Откуда цепь с кольцом взялась, Федор Михайлович?
- Придумал.
- Та-ак... А почему Валентина Александровна вдруг в каком-то НИИ оказалась? Она ведь, кажется, в Политехническом работает? Преподавателем...
- А в рассказе она в НИИ работает. Это ведь все-таки рассказ, а не хроника жизни нашей семьи.
В большой комнате началось какое-то движение. Загремел таз. Торопливо пробежали в коридор Ольгины подруги.
- Федя, - открыла дверь кухни Валентина, - "Скорую" опять вызывать надо. Маме плохо.
- Сейчас, - ответил я. И Афиногену. - В автомат бежать надо.
- Пошли.