– Как нам стало известно от сеньоры Хименес, прошлой ночью вы были у нее, – начал Фалькон. – Вы не могли бы вспомнить, когда вы ушли оттуда?
– Где‑то около двух часов, – ответил он, прочесав пятерней свои тонкие каштановые волосы.
– Куда вы пошли из отеля «Колумб»?
Нога замерла в воздухе.
– Я вернулся сюда.
– Вы еще раз выходили из дома той ночью?
– Нет. Я выходил сегодня утром – на работу.
– Как вы туда добирались?
Он поколебался, смущенный этим вопросом.
– На автобусе.
Тут Рамирес взял инициативу в свои руки и начал пытать его относительно автобусных маршрутов. Лусена продолжал изворачиваться, пока Фалькон с невозмутимым видом не передал ему отпечаток с пленки системы видеонаблюдения.
– Это вы, сеньор Лусена? – спросил он.
Тот в подтверждение нервно тряхнул головой.
– Какой предмет вы преподаете в университете?
– Биохимию.
– Значит, вы, скорее всего, работаете в одном из тех зданий, что расположены на проспекте Королевы Мерседес?
Он кивнул.
– Совсем рядом с Гелиополисом, куда переехала сеньора Хименес, не так ли?
Он пожал плечами.
– Можно ли на вашем факультете достать такое вещество, как хлороформ?
– Проще простого.
– А физиологический раствор, скальпель и хирургические ножницы?
– Конечно, там же есть лаборатория.
– А что тут за циферки в нижнем правом углу снимка?
– Ноль‑два‑тридцать шесть, двенадцатого‑четвертого‑ноль‑первого.
– К кому вы приходили в Эдифисьо‑дель‑Пресиденте в это время?
Он сжал пальцами переносицу и крепко зажмурился.
– Мы не могли бы поговорить об этом с глазу на глаз? – спросил он.
– Тут, кажется, нет посторонних, – заметил Рамирес.
– Через двадцать пять минут после того, как вы вошли в это здание, Рауль Хименес был убит, – сказал Фалькон, поняв наконец, что Лусена скорее ищет у него поддержки, чем опасается его. Боится он женщины.
– Я ходил на восьмой этаж, – произнес Лусена, вскидывая руки.
Такой неожиданный ответ заставил Рамиреса взяться за блокнот.
–
–
– прокричала она от двери.
–
– прокричала она от двери.
Кровь тонкой струйкой потекла по щеке Лусены. Хлопнула входная дверь. Каблуки застучали по мощенной плиткой дорожке.
– Не понимаю, – нарушил молчание Рамирес, почувствовав облегчение после ее ухода. – Зачем же вам было трахать ее, если вы…
Лусена выдернул из пачки несколько салфеток и промокнул кровь.
– Ну объясните же мне, ради бога, – снова обратился к нему Рамирес. – Ведь вы или то, или другое, разве не так?
– Я должен отвечать этому недоумку? – спросил Лусена Фалькона.
– Если не хотите надолго задержаться в полицейском участке, то да.
Лусена встал с кресла, засунул руки в карманы, прошел в центр комнаты и повернулся к Рамиресу. Его неуверенность сменилась убийственным спокойствием, с каким светский щеголь принимает вызов на дуэль.
– Я трахал ее потому, что она напоминает мне мою мать, – произнес он.
Это было хорошо рассчитанное оскорбление, и оно достигло своей цели – взбесить Рамиреса, в котором Лусена сразу же опознал представителя чуждого ему класса. Инспектор происходил из рабочей семьи с крепкими устоями и жил с женой и двумя дочерьми в доме родителей. Его мать жила с ними, а после смерти его тестя, которой ожидали со дня на день, он собирался взять к себе тещу. Рамирес сжал кулаки. Никто не смел оскорблять при нем матерей.
– Итак, сеньор Лусена, сейчас мы вас покидаем, – сказал Фалькон, хватая Рамиреса за вздувшийся бицепс.
– Я хочу записать… я хочу записать номер телефона второго извращенца, – клокочущим от ярости голосом проговорил Рамирес, вырывая руку у Фалькона.
Лусена подошел к письменному столу, черкнул ручкой по листку бумаги и отдал его Фалькону, после чего тот с трудом вытолкнул Рамиреса из комнаты.
В этот час улица Рио‑де‑ла‑Плата очень походила на медлительную реку, катящую свои воды мимо Буэнос‑Айреса. Сеньора Хименес стояла поодаль, и ее ярость прямо‑таки искрилась на солнце. Рамирес тоже был вне себя. От Фалькона теперь требовались усилия не детектива, а скорее социального работника.
– Свяжитесь с Фернандесом, – сказал он Рамиресу, – и узнайте, нашли ли они проститутку.
Дверь дома Лусены с грохотом захлопнулась. Фалькон направился по улице к Консуэло Хименес, на ходу размышляя: «Неужели такая, как ты назвала ее, «интеллектуальность» могла тебя очаровать? Что же мы из себя представляем? Где мы находимся? В обществе вседозволенности».
Сеньора Хименес плакала, но теперь уже от злости. Она скрежетала зубами и топала ногой, глубоко переживая унижение. Фалькон подошел к ней небрежной походкой, держа руки в карманах. Кивнул головой, словно в знак понимания, но при этом подумал: «Хороша же у нас работенка – только вообразишь, что дело идет к раскрытию и можно будет пораньше слинять в бар, чтобы выпить пивка по этому случаю, как – бумс – ты уже опять стоишь на улице, удивляясь, как тебя угораздило так промахнуться».
– Я отвезу вас обратно к сестре, – сказал он.
– Что я ему сделала? – спросила она. – Что такогоя ему сделала?
– Ничего, – ответил Фалькон.
– Ну и день, – всхлипнула она, подняв глаза на синее небо, чистое‑чистое до самых глубин. – Кошмарный день.
Она воззрилась на скомканную в ладони салфетку, как предсказатель, способный по внутренностям жертвенного животного узнавать причину, смысл или будущее. Потом бросила ее в сточную канаву. Фалькон взял ее за руку, подвел к машине и усадил на переднее сиденье. Тут подоспел Рамирес с сообщением, что девушку с Аламеды нашли и везут сейчас в полицейское управление на улице Бласа Инфанте.