– Попросите Фернандеса побеседовать с последним из работников, уволенных сеньорой Хименес. А Перес пусть заставит девчонку попотеть, пока мы будем туда добираться. Все отчеты должны быть готовы к половине пятого, до того, как мы отправимся на встречу с судебным следователем Кальдероном.
Фалькон позвонил на мобильник Марсиано Руису и велел ему до вечера вернуться в Севилью для дачи показаний. В ответ на протест Руиса Фалькон пригрозил, что арестует Лусену.
– Вы успокоились? – спросил он Рамиреса. Тот кивнул в ответ из‑за машины. – Тогда доставьте сеньора Лусену в полицейское управление и снимите с него письменные показания… но без грубостей.
Фалькон вывел Лусену из дома и посадил на заднее сиденье машины Рамиреса. Все отъехали. Фалькон пригнулся к рулю и под шуршание шин по проспекту Борбольи предавался раздумьям. Сегодня все здорово психовали. Некоторые преступления действовали на людей подобным образом. Слишком бередили нервы. Главным образом, случаи с детьми. Киднэппинг, за которым следовало томительное ожидание и неизбежное обнаружение обезображенного трупа. И здесь было то же самое ощущение… как будто совокупный человеческий опыт пополнился чем‑то ужасным и одновременно исчезло нечто значительное, что уже невозможно восполнить. Для кого‑то дневной свет теперь всегда будет немного тусклее, а воздух никогда не обретет былой свежести.
– И часто вам приходилось наблюдать такое? – задала неожиданный вопрос сеньора Хименес. – Я думаю, да. Наверняка вы видите это постоянно.
– Что? – спросил Фалькон, прекрасно понимая, о чем идет речь, но не желая развивать эту тему.
– Благополучных людей, у которых жизнь рушится на глазах за долю…
– Никогда, – отрезал он чуть ли не в бешенстве.
Фалькона зацепило слово «благополучный», и он вспомнил другие ее слова, прошедшиеся наждаком по его «благополучию»: «По‑моему, это гораздо тяжелее. Быть брошенным женой, потому что ей лучше вообще ни с кем, чем с тобой». Его буквально подмывало отплатить ей той же монетой, заявив: «По‑моему, очень тяжело… быть брошенной любовником, потому что ему лучше с мужчиной, чем с тобой». Но он послал эту фразочку куда подальше, навесив на нее ярлык «Недостойное», и заменил ее мыслью, что Инес, вероятно, сделала его женоненавистником.
– Конечно, старший инспектор… – сказала она.
– Нет, никогда, – повторил он, – потому что я никогда не встречал благополучных людей. С благополучным прошлым и с безоблачным будущим – да. Но прошлое всегда приукрашено воображением, а безоблачное будущее – несбыточная мечта. Люди предстают благополучными только в письменных отчетах, да и там между словами и строками есть промежутки, которые редко бывают пустыми.
– Да, мы осторожны, – подхватила она, – осторожны в отношении того, что показываем другим, и того, что раскрываем самим себе.
– Простите, я чересчур… погорячился, – сказал он. – У нас был тяжелый день, и многое еще впереди. Каждый испытал достаточно потрясений.
– Просто не могу поверить, что я до сих пор такая идиотка, – проговорила она. – Я столкнулась с Басилио в лифте в Эдифисьо‑дель‑Пресиденте. Он ехал вниз, и наверняка с восьмого этажа. Я как‑то об этом не подумала. Но… но зачем же ему понадобилось так… утруждатьсебя, чтобы меня соблазнить?
– Забудьте о нем. Он тут ни при чем.
– Если только он не наградил меня чем‑нибудь.
– Сходите, проверьтесь, – ляпнул Фалькон и тут же пожалел о своей бестактности. – А сейчас, донья Консуэло, подумайте о том, у кого могли быть мотивы убить вашего мужа.
– А сейчас, донья Консуэло, подумайте о том, у кого могли быть мотивы убить вашего мужа. Мне нужны имена и адреса всех его друзей. В частности, я хочу, чтобы вы вспомнили, кто именно сказал вам, что вы очень похожи на его первую жену. И еще мне нужен органайзер Рауля.
– У него в офисе есть настольный ежедневник, который вела я. Свою записную книжку он выбросил, когда у него появился мобильный телефон. Там все его контакты. Он не любил бумагу, а ручки вечно терял и таскал у меня.
Фалькон не помнил, чтобы в квартире был найден мобильный телефон, и позвонил криминалистам и судмедэксперту. Никакого мобильника. Должно быть, убийца прихватил его с собой.
– А нет ли еще каких‑нибудь записей?
– Старая адресная книга в офисном компьютере.
– Где это?
– Над рестораном у площади Альфальфы.
Он дал ей свой мобильник и попросил распорядиться, чтобы ему через полчаса подготовили распечатку книги с компьютера.
Около трех часов дня Фалькон высадил ее у дома сестры в Сан‑Бернардо. Десять минут спустя он припарковался у восточных ворот Садов Мурильо и продолжил свой путь пешком по кварталу Санта‑Крус, быстро лавируя в толпах туристов, собравшихся поглазеть на пасхальные шествия. Солнце светило вовсю. Было жарко, и Фалькон быстро вспотел. В спертой атмосфере узких улочек настоялся смешанный запах сигарет «Дукадос», цветущих апельсиновых деревьев, конского навоза и благовонного дыма, шлейфом стелившегося за процессиями. Булыжники мостовых стали скользкими от свечного воска.
Фалькон скинул плащ и, решив сократить путь, нырнул в проулок, известный ему по нескольким урокам в располагавшемся на улице Фредерико Рубио Британском институте, где были организованы курсы английского, которые он прилежно оплачивал, хотя почти не посещал. Он вышел на юго‑восточный угол площади Альфальфы, наводненной представителями всех стран мира. Перед ним замелькали объективы фотоаппаратов и видеокамер. Протиснувшись сквозь скопление народа, он побежал трусцой по улице Сан‑Хуана, и тут вдруг его подхватила и понесла с собою толпа, хлынувшая с улицы Ботерос. Фалькон понял свою ошибку, когда увидел приближающуюся процессию, но было слишком поздно: он уже не мог сопротивляться стаду. Его тащили к украшенной цветами платформе, которая только что одолела трудный поворот и теперь плыла вперед на плечах двадцати
легла на их благоговейные лица, когда прямо над ними возвысилась фигура Богородицы, качавшаяся из стороны в сторону в такт шагам
Вторник, 12 апреля 2001 года,
улица Ботерос, Севилья
Процессия повернула. Полный сострадания взгляд Пресвятой Девы обратился на других. Сзади перестали напирать. Последний вскрик труб эхом отразился от балконов. Барабанный бой смолк. В наступившей тишине costalerosсняли с плеч платформу. Толпа наградила аплодисментами их манипуляции. Nazarenosв остроконечных колпаках поставили на землю кресты и опустили свечи. Фалькон ухватился за спинку инвалидной коляски, в которой сидела какая‑то старушка, и уперся ладонью в колено. Старушка замахала одному из nazarenos, приподнявшему край капюшона.