– Так расспросите его жену.
– Что ей известно о его жизни до восемьдесят девятого года?
– Зачем вам заглядывать в такое далекое прошлое?
Нелепость этих пререканий подхлестнула Фалькона.
– У меня необычный, но действенный метод работы, сеньор Хименес, – продолжил он, не давая собеседнику повесить трубку. – Что с вашей сестрой… вы когда‑нибудь видитесь с нею?
Эфир шипел и пощелкивал целую вечность.
– Перезвоните мне через десять минут, – отозвался наконец Хосе Мануэль Хименес и повесил трубку.
Фалькон десять минут расхаживал по залу ожидания, обдумывая новую стратегию разговора. К нужному моменту у него уже была готова целая обойма вопросов, которую он и разрядил в Хименеса.
– Жду вас в час, – буркнул тот и повесил трубку. Фалькон купил билет и сел в поезд. В полдень
– А ваш отец знаменитость?
Фалькону совсем не хотелось впускать его в свой мир, но, как показал опыт с Консуэло Хименес, стоило немного пооткровенничать, чтобы услышать в ответ удивительные признания.
– Моим отцом был художник Франсиско Фалькон, но не поэтому…
– Тогда меня не удивляет, что он не висел у отца на стенке, – перебил его Хименес. – У моего отца был кругозор крестьянина, каковым он, собственно, и являлся.
– Я заметил, что он курил «Сельтас», отламывая фильтры.
– Он имел обыкновение курить «Сельтас» cortas– без фильтра, которые все же были лучше, чем сухой навоз, который, по его словам, ему приходилось курить после гражданской войны.
– Где же он крестьянствовал?
– У его родителей был земельный участок неподалеку от Альмерии, который они сами обрабатывали.
Их убили во время гражданской войны, и все пропало. После их смерти отец долго бедствовал. Это все, что мне известно. Вероятно, поэтому деньги всегда имели для него большое значение.
– А ваша мать?..
– Сомневаюсь, что она что‑то знала. А если и знала, то с нами не делилась. Я, в самом деле, не думаю, что отец что‑то рассказывал ей о своей прежней жизни, а ее родителям он тем более не собирался ничего выкладывать до свадьбы.
– Они познакомились в Танжере?
– Да, ее семья переехала туда в начале сороковых годов. Ее отец был адвокатом. Он приехал, как и все остальные, чтобы подзаработать денег, ведь после гражданской войны Испания лежала в руинах. Мать тогда была совсем девочкой, может, лет восьми. Мой отец появился на сцене чуть позже… где‑то году в сорок пятом, я полагаю. Он влюбился в нее с первого взгляда.
– Ей ведь было еще совсем мало лет, не так ли? Около тринадцати?
– А отцу двадцать два. Это были странные отношения, отнюдь не радовавшие ее родителей. Они заставили ее дожидаться семнадцатилетия и только тогда разрешили ей выйти замуж.
– Это объяснялось только разницей в возрасте?
– Она была единственным ребенком, – ответил Хименес. – И им, конечно, не хотелось отдавать ее за безродного. Они же видели, что он плебей. Шикарный плебей.
– Он уже разбогател к тому времени?
– Он наварил там кучу денег, и ему доставляло удовольствие их швырять.
– А как он их наварил?
– Возможно, на контрабанде. Во всяком случае, я уверен, что незаконным путем. Потом он занялся валютными спекуляциями. Одно время – смешно сказать – у него был даже собственный банк. Еще он покупал и застраивал земельные участки.
– Откуда вам все это известно? – поинтересовался Фалькон. – Вам ведь не было и десяти лет, когда вы уехали оттуда, и я сомневаюсь, чтобы он вам много рассказывал.
– Я сложил воедино обрывки воспоминаний, старший инспектор. Просто так работает мой мозг. Это был способ осмыслить происшедшее.
Тишина вошла в комнату как известие о смерти. Фалькону не терпелось услышать продолжение, но Хименес плотно сжал губы, собираясь с мужеством.
– Вы родились в пятидесятом, – помог ему Фалькон.
– Ровно через девять месяцев после их свадьбы.
– А ваша сестра?
– Спустя два года. При родах возникли какие‑то осложнения. Я знаю, что ребенка чуть не потеряли, а мать очень ослабела. Родители мечтали иметь кучу детей, но тогда стало ясно, что часто рожать матери нельзя. Сестра моя тоже пострадала.
– Каким образом?
– Она была очень добросердечной девочкой. Вечно возилась со всякими тварями… зверушками, особенно с бездомными кошками, которых в Танжере расплодилась тьма‑тьмущая. Нельзя сказать, чтобы… она просто… – Хименес запнулся. Его руки мяли воздух, словно помогая ему формировать слова. – Она была инфантильной, и все. Не глупой… а чистой, как лист бумаги. Непохожей на других детей.
– А вашей матери удалось восстановить силы?
– Да, да, конечно, она полностью восстановилась, она… – Хименес умолк, уставившись в потолок. – Она даже снова забеременела. Это было очень трудное время. Отцу пришлось покинуть Танжер, а матери врачи запретили трогаться с места.
– Когда это случилось?
– В конце пятьдесят восьмого. Отец взял с собой мою сестру, а я остался с мамой.
– Куда он уехал?
– Он снял дом в какой‑то горной деревушке недалеко от Альхесираса.
– Он скрывался?
– Не от властей.
– Дело в деньгах?
– Я так этого и не узнал, – ответил он.