Работы масса.
Потом я позвонил в аэропорт и сделал заказ на два билета в самолете.
- Почему ты не ешь, дорогой? - спросила она, принимаясь за очередной бутерброд и наливая себе новую порцию мартини. - Они великолепны.
Все это время я не переставая звонил в разные конторы, разговаривал с десятками людей. И опять мне пришлось обратиться к Сью за помощью.
Наконец, я взорвался:
- Вал, начинай же, наконец, печатать! Посмотри на часы!
Уже четвертый час!
Она перестала жевать, и глаза ее расширились.
- Что ты там делаешь. Клей! И не кричи на меня, пожалуйста. Мне это начинает не нравиться.
- Извини меня, дорогая. Я вовсе не хотел кричать на тебя, но надо же начинать работать.
Позвонили из "Пан Америкам", и я сообщил им имена вылетающих и названия рейсов. Наконец, съев еще один бутерброд, она вытерла пальцы
бумажной салфеткой и направилась к своему столу, чтобы начать работать. В прошлом она была лучшей машинисткой в агентстве и строчила как
пулемет. Теперь же медленное, неуверенное... щелк... щелк... привели меня в панику и отчаяние.
С такими темпами работы хватило бы на неделю. Даже я, не будучи специалистом по части печатания, мог бы это делать в четыре раза быстрей. Я
уже закончил переговоры с "Пан Америкэн", переговорил еще с десятком людей, но до меня не переставало доноситься ее вялое и медленное печатание.
Наконец, громко выкрикнув "черт возьми", она выдернула из машинки несколько листков бумаги и, скомкав, бросила их в корзину.
- Не смотри на меня так, меня это раздражает, - почти закричала она. - Я не прикасалась к машинке уже несколько лет и утратила навык.
- Давай поменяемся местами, - сказал я, совершенно отчаявшись. - Ты заказывай билеты, а я буду печатать заявки.
- Не хочу. - Глаза ее вспыхнули. - Будем делать каждый свою работу!
Вдруг бесшумно открылась дверь и вошел какой-то человек.
Он выглядел как низкопробный гангстер, сошедший с экрана. На нем был серый костюм в широкую полоску, белая холщевая шляпа, черная рубашка и
светлый галстук. У него был вид убийцы, какими их изображают на карикатурах.
Только он был настоящим. Леденящий душу взгляд плоских змеевидных глаз, маленький безгубый рот со шрамом, широченные плечи и мощный
подбородок бросили меня в пот. Не было ни малейшего сомнения, что стоящий в дверях человек опасней всякой кобры. Крошечные глазки с
оскорбительным равнодушием и презрением, скользнув по мне, задержались на Вал. Слегка повернув голову на толстой бычьей шее, он подошел к ней и
бросил на стол конверт.
- Хозяин приказал сделать срочно.
Голос, как хрустящий под ногами гравий, упал будто с высоты.
Повернувшись на каблуках, он быстро и бесшумно вышел так же, как и вошел.
Лицо Вал было бело, как снег. Прожужжал внутренний коммутатор.
- Верди! - Это был Дайер. - Сейчас вам принесут от меня маленькую заявочку. Очень сожалею. Мне следовало этим заняться еще на прошлой
неделе.
Совсем вылетело из головы. Тут прибыл некий мистер Бернстайн - очень нужный для нас человек. Он остановился в "Спениш Бэй". Мистер Видаль
обещал ему устроить рыбалку в море. Раздобудьте моторную лодку и команду.
Я беспомощно взирал на коммутатор, не освободившись еще совсем от ужаса, охватившего меня от предыдущего визита. Я совсем растерялся.
Выручила Вал.
Быстро подойдя к моему столу, она закричала:
- Дайер! Займитесь этим сами. Вы поняли меня? Мы слишком здесь заняты, чтобы заниматься рыбалкой. Вы забыли об этом - теперь выкручивайтесь
сами, она резко щелкнула выключателем.
Мы посмотрели друг на друга. Лицо ее начало приобретать свой обычный оттенок.
- Кто это заходил? - спросил я, кивая на дверь.
- Джулио Газетти. Один из головорезов мужа. Это человек, который убьет нас, не моргнув бровью, если только получит команду Видаля.
У меня пересохло во рту. Я пытался что-то сказать, но слова не шли из онемевших губ. Вал, тем временем, подошла к столу, вынула из
конверта, оставленного Газетти, письмо и прочла его, затем, глубоко вздохнув, посмотрела на меня:
- Генри едет пятого числа в Ливию, то есть послезавтра.
Вернется девятого. Надо для него все подготовить. Ты представляешь, дорогой, почти неделю его не будет.
Взгляд Газетти все еще мерещился мне, и поэтому я не проявил достаточного энтузиазма по поводу этой новости.
В 17.00 появился Джек и с улыбкой положил передо мной оформленные визы в Рангун. Глаза его остановились на Вал, губы издали какой-то
замысловатый звук:
- Все в порядке, мистер Берди. Я потороплюсь, а то мистер Олсон будет ругаться.
Поблагодарив его еще раз и сунув ему в руку пять долларов, я отпустил его. Когда он вышел, я посмотрел на Вал.
- В первый же день пятнадцать долларов из своего кармана.
Теперь ты сама видишь, что нужен рассыльный.
- Не мешай мне, я занята, - резко оборвала она меня, продолжая медленно щелкать на машинке. - О, черт! Опять ошибка.
Зазвонил телефон. Так как я копошился у телекса, к аппарату подошла Вал.
- Да, - нетерпеливо сказала она. - Он здесь, а кто это?..
А... не кладите трубку. Это тебя, - шепотом сказала она. - Твоя жена!
Я взял трубку.
- Рода? Что ты хотела?
- Когда ты будешь покупать булочки с кремом, купи миг, пожалуйста, две пачки сигарет.
Я посмотрел на неразобранную кучу бумаг на столе, а затем на часы. Было 17.45.
- Извини, но я не смогу. Задержусь допоздна... придется тебе сделать это самой. Вернусь не раньше девяти - десяти часов вечера, - и, не
дожидаясь ее протестов, я положил трубку.
- Как ты думаешь, она узнала мой голос? - спросила Вал.
- Не знаю, мне сейчас на все наплевать! Давай работать.
В 18.30 Вал, наконец, закончила печатать оформление ливийской заявки.
- Слава богу! Теперь мне нужно бежать, а то я опоздаю.
- Ты уходишь?
- Мне нужно торопиться.
- Но еще осталось оформить три заявки, Вал!
- Ничего, подождут. Мы даем обед в честь Бернстайна.
Не могу же я не прийти.
- Ладно. - Я был слишком подавлен всем, чтобы спорить. - Раз нужно - иди.
- Не сердись, дорогой! Завтра все пойдет лучше.