Вспыхивают индикаторные лампочки, дрожат стрелки датчиков, освещаются шкалы приборов, стучат часы.
Алик начинает ощущать, как сквозь тело проходит некое странное излучение, но не противное, а, скорее, приятное.
- Температура - тридцать шесть и шесть по шкале Цельсия, пульс восемьдесят два, кровяное давление - сто двадцать на семьдесят. - Брыкин что-то пишет в журнале испытаний, следит за приборами. - Разброс точек дает экстремальную экспоненту. Внимание: выходим в четвертое измерение... Что за черт?! - Он даже встает, вглядываясь в экран над пультом.
Там что-то мигает, светится, расплывается.
Алик чувствует зуд в кончиках пальцев, ступни ног деревенеют, а икры, наоборот, напрягаются, как будто он идет в гору или держит на плечах штангу весом в двести килограммов.
- Что случилось, профессор?
- Ничего особенного, коллега, ничего страшного, - бормочет Брыкин, лихорадочно вращая все верньеры сразу: маленькие руки его так и порхают над пультом.
- А все-таки?
- Сейчас, сейчас...
Брыкин неожиданно дергает на себя рубильник. Гаснет экран, гаснут лампы. Алик легко шевелит пальцами, да и ноги отпустило. Обручи расходятся, и Алик встает, подбегает к Брыкину.
- Неужели не получилось?
- Кто сказал: не получилось? - удивляется Брыкин. - Эксперимент дал потрясающие результаты. Немедленно по выходе из здания института вы должны проверить свои вновь обретенные способности. Проверить и убедиться насколько велик Никодим Брыкин. - Он хлопает ладонью по серому матовому боку пульта. - Нобелевская премия у меня в кармане, - и сует руку в карман проверить: там премия или еще нет.
- Так чего же вы чертыхались?
- Пустяк. - Брыкин даже рукой машет. - В четвертом измерении на пятнадцатой стадии эксперимента возник непредусмотренный эффект.
- Какой эффект?
- Пограничные условия от производной функции. Раньше такого не было. Придется ввести коррективы в конечное уравнение процесса.
- И что они значат - пограничные условия? - волнуется Алик.
- А то значат, - Брыкин ласково обнимает длинного Алика за талию, как будто хочет утешить его, - что приобретенные вами спортивные качества, к сожалению, не вечны.
- Почему? - кричит Алик.
- Таковы особенности мозга.
- Не вечны...
- Да вы не расстраивайтесь. Берегите себя, свой мозг, свои благоприобретенные качества, и все будет тип-топ.
- Но что, что может лишить меня этих качеств?
Брыкин делается строгим и суровым.
- Не знаю, юноша. Я вам не гадалка, не баба-яга какая-нибудь. И не джинн из бутылки. Наука имеет много гитик - верно, но много - это еще не все. Заходите через пару лет, посмотрим, что я еще наизобретаю. - И он вежливо, но целенаправленно провожает Алика к дверям.
И Алик уходит. Идет по коридору, спускается по широкой мраморной лестнице, крытой ковровой дорожкой. И сон заканчивается, растекается, уплывает в какие-то черные глубины, вспыхивает вдалеке яркой точкой, как выключенная картинка на экране цветного "Рубина".
И ничего нет. Темнота и жар.
5
А наутро Алик просыпается здоровым и свежим, будто и не было температуры, слабости, тяжелого забытья. Некоторое время он лежит в постели, с удовольствием вспоминая виденные ночью сны, взвешивает, анализирует. Удивительное однообразие вывода: будешь прыгать, если не соврешь. Правда, в последнем сне, с Брыкиным, вывод затушеван. Но ясно: под пограничными условиями имеется в виду как раз заповедь "не обмани".
Странная штука - человеческий мозг. Думал о способах потрясти мир спортивными успехами, даже джинна из бутылки вспомнил и - на тебе: мозг трансформировал все в четкие сновидения, сюжетные законченные куски - хоть записывай и неси в журнал. Сны суть продолжение яви. Слепые от рождения не видят снов. Что ж, вчерашняя явь дала неплохой толчок для снотворчества.
Каков термин - снотворчество? А что, придумает, скажем, тот же Брыкин какой-нибудь самописец-энцефалограф для записи снов на видеопленку, прибор сей освоит промышленность, и появится новый вид массового творчества, свои бездарности и гении, свои новаторы и традиционалисты. Понастроют общественных снотеатров, где восторженная публика станет лицезреть творения профессионалов-сновидцев, а специальные приставки к телевизорам позволят высококачественным талантливым сновидениям прийти прямо в квартиры. Фантастика! Однако сны Алика вполне, как говорится, смотрибельны. Надо будет их лучшему другу Фокину пересказать, то-то посмеется, повосторгается...
Алик встал и на тумбочке у кровати обнаружил мамину записку. Она гласила: "Лекарства в шкафу. До моего прихода примешь этазол - дважды, аспирин - один раз. В школу не ходи, по квартире не шляйся, позавтракай и жди меня".
Стиль вполне лапидарен, указания - яснее ясного. Из всех перечисленных Алику наиболее по душе пришлось это: "в школу не ходи". Что говорится в расписании? Химия, история, две литературы, то есть два урока подряд. Не беда, позволим себе передохнуть, впоследствии наверстаем. Лекарства, естественно, побоку, постельный режим - тоже. По квартире шляться (ох, и выраженьице!..) не станем, а вот не пойти ли подышать свежим воздухом? Пойти.
Наскоро позавтракал, сунул в карман блокнот и шариковую ручку - на всякий случай, вдруг да и появится вдохновение, - вышел во двор. Ах, беда какая: на скамейке у подъезда восседала Анна Николаевна, Дашкина мать. Вспомнил, да поздновато: Дашка Строганова, белокурый голубоглазый ангел, юная королева класса, в школьной форме и абсолютно внешкольных туфельках на тонких каблучках, мечта и страсть мужских сердец, говорила, что ее матери врач прописал больше бывать на воздухе. Что-то там у нее с сердцем, ему не хочется покоя.
- Доброе утро, Анна Николаевна. Как здоровье?
Сейчас последуют вопросы.
- Спасибо, Алик, получше. А вот почему ты не в школе, интересуюсь?
В самую точку. Отвечаем:
- Похужело у меня здоровье, Анна Николаевна. Вчера весь вечер в температурном бреду пролежал, сегодня еле ноги волоку.
С сомнением посмотрела на ноги. Алик для убедительности совсем их расслабил, бессильно повесил руки вдоль тела, голову склонил.
- Врач был?
Стереотипное мышление. Если есть справка, значит, болен. Нет спасительного листка - здоров, как стадо быков. Внешний вид и внутреннее состояние в расчет не принимаются.
- Был врач, был - как же иначе. Не прогульщик же я, в самом деле?
- А кто вас, молодых, теперь поймет? Дашка из школы придет - жалуется: ах, мигрень! В ее-то годы...
Выдана небольшая медицинская семейная тайна. Спокойнее, Радуга, умерь сердцебиение.
- Акселерация, Анна Николаевна, бич времени. Раньше взрослеем, раньше хвораем, раньше страдаем.
Вроде пошутил, а Дашкиной матери не понравилось.
- Ты, я гляжу, исстрадался весь.
Попадание в десятку. Знала бы она о вчерашнем...
- Не без того, Анна Николаевна, не без того.
Теперь прилично и покинуть ее, двинуться к намеченной цели.
- Всего хорошего, Анна Николаевна.
А есть ли цель? Ох, не криви душой сам с собой, дорогой Алик. Есть цель, есть, и ты дуешь прямиком к ней, хотя - разумом - понимаешь всю бессмысленность и цели и желания поспешно проверить то, что никакой проверки не требует. А почему, собственно, не требует? Ведь не всерьез же, так, от нечего делать...
А утро-то какое - любо посмотреть! На небе ни облачка, ветра нет, тишина, тепло. Время отдыха и рекордов.
Вот и цель.