Глава 1
Цвет лица у нее был такой, что поверить в ее испуг, о коем она без устали твердила, было трудно.
– Может быть, вам не все еще ясно, – повторяла она, заламывая руки, хотя я и просил оставить это занятие. – Я ничего не выдумываю, ну правда же,
ничего. Но поймите: если они оклеветали меня один раз, это доказывает, что они и дальше будут действовать в том же духе.
На меня больше повлияла бы парфюмерия: щеки в пятнах краски внушили бы наблюдателю трогательную истину: сердце перебрасывает избыточную кровь с
места на место. А так ее вид заставил меня вспомнить картинку из календаря на стенке таверны «Обеды у Сэма»: круглолицая девица, одна рука
держит ведро, другая возлежит на боку у коровы, которую героиня только что выдоила или вот вот начнет доить. Это была она, один к одному: и по
цвету лица, и по комплекции, и по девственной наивности.
Перестав заламывать руки, она воздевала ввысь крепенький кулачок.
– Неужто он и впрямь надутый индюк? – восклицала она. – Они появятся через двадцать минут. До той поры я должна его повидать. – Тут она вдруг
вскочила со стула. – Где он? Наверху?
Подозревая, что она способна на нервные вспышки, я предусмотрительно занял позицию на подступах к прихожей.
– Перестаньте, – посоветовал я ей. – Стоит вам встать – и сразу заметно, что вы дрожите. Я это увидел, как только вы вошли. Садитесь. Хотел бы
объяснить вам следующее. Эта комната – контора мистера Вулфа, а вот все остальные части этого здания – это обитель. С девяти до одиннадцати утра
и с четырех до шести пополудни он всецело поглощен домашними утехами, преимущественно орхидеями, там, наверху, в оранжерее. И, между прочим,
куда более солидные люди, чем вы, вынуждены с этим считаться. Ну ладно, хоть я и мало с вами общался, а вы мне симпатичны. Поэтому я сделаю вам
поблажку. Присядьте – и уймите дрожь. Сейчас я поднимусь к нему и расскажу о вас.
– Что же именно?
– Напомню, что человек по имени Фердинанд Поул позвонил нынче утром и выговорил себе аудиенцию – себе и еще четверым; они должны явиться к
мистеру Вулфу, то есть сюда, к шести часам, то есть через шестнадцать минут. А еще я скажу ему, что вы, мисс Одри Руни, одна из упомянутой
четверки, что вы очень хороши собой, а в придачу к этому еще и милы – разумеется, время от времени. Ну, и добавлю, что вы перепуганы до смерти,
потому что они камуфляжа ради кивают на Талботта, но на самом деле намерены повесить все на вас…
– Не все они…
– Ладно, пускай кое кто из них. И конечно же я скажу ему, что вы неслись сюда наперегонки со временем, дабы повидать его один на один и
оповестить, что не убивали никого на свете, в особенности же Зигмунда Кейса, и поручить ему установить над этими вонючками строгий ястребиный
контроль.
– Неужто я выгляжу такой дурочкой?
– Ладно ладно, в свой доклад я вложу максимум чувства…
Она вновь выпрыгнула из своего кресла, в три прыжка настигла меня, припечатала ладони к моим лацканам, откинула голову, чтоб перехватить мой
взгляд.
– Что ж, вы тоже временами милы, – сказала она с оттенком надежды.
– Вы меня ко многому обязываете, – отпарировал я, направляясь к лестнице.
Глава 2
Говорил Фердинанд Поул.
Я созерцал его, сидя на стуле, развернутом спиной к моему столу; на левом фланге от меня, за своим столом, пребывал Вулф. Поул был почти вдвое
старше меня.
Он сидел в кресле красной кожи впритык к торцу Вулфова стола; ноги он скрестил, задравшаяся штанина открыла взгляду пять дюймов
голой кожи и носки без подтяжек – а так в нем не было ничего, на чем могло бы задержаться внимание, ну, разве морщины на лице, и, кстати,
ничего, на что можно было бы обратить симпатию.
– Итак, вот момент, всех нас объединивший, – говорил он высоким, визгливым голосом, – и собравший всех вместе здесь: единодушное убеждение:
Зигмунда Кейса убил Виктор Талботт, а также наша уверенность…
– Не единодушная, – послышалось возражение.
Мягкий голос был приятен для ушей, а внешность его обладательницы – для глаз. Ее подбородок, например, напрашивался на всяческие похвалы, откуда
б вы его ни изучали. Единственной причиной, почему я не усадил ее на стул в соседстве с собой, были недоуменно воздетые брови, коими она
ответила по прибытии на мою радушную улыбку; тогда я, естественно, решил игнорировать ее, пока она не усвоит правила приличия.
– Нет, не единодушная, Ферди, – повторила она.
– Но вы ведь сказали, что солидарны с нами, одобряете цели нашего приезда сюда, – еще более визгливо произнес он.
– Из чего отнюдь не следует, будто я приписываю Вику убийство моего отца. У меня нет определенного мнения на сей счет, потому что нет нужных
сведений.
– Но какую нибудь точку зрения вы предпочитаете другим?
– Хотела бы предпочесть. Как и вы. Согласна с вами: полиция ведет дело крайне глупо.
– Если не Вик убил, то кто же?
– Не знаю, – брови опять взметнулись. – Но наследство, доставшееся мне от отца, и то, что я обручилась с Виком, и другие вещи – все это
обязывает меня знать правду. Вот почему я оказалась в вашем обществе.
– Я не настаиваю, что вы принадлежите к нашему числу. – Морщины Поула заиграли. – Я утверждал и продолжаю утверждать! Мы вчетвером явились сюда
с единственной целью: чтоб Ниро Вулф доказал – вашего отца убил Вик! – И тут Поул внезапно пригнулся, всматриваясь в лицо Дороти Кейс, и
негромко, но зловеще проговорил: – А может, вы ему помогли?
Еще три голоса зазвучали одновременно.
Один:
– Опять они не о том.
Второй:
– Пускай обо всем скажет Бродайк.
Третий:
– Надо вышвырнуть отсюда кого нибудь из них.
Потом высказался Вулф.
– Если, мистер Поул, вы ограничиваете предстоящую работу предварительными условиями: необходимостью доказать, что убийство совершил человек,
вами поименованный, ваше путешествие потерпело неудачу. А вдруг не он?
Много разных событий случалось в этой конторе на первом этаже серого кирпичного особняка по Западной Тридцать пятой улице, неподалеку от реки,
за те годы, что я на его владельца Ниро Вулфа работал – пятницами, субботами, воскресеньями, понедельниками, вторниками, средами и четвергами. И
была эта территория оплотом многого самого лучшего. Ниро Вулф был самым лучшим частным сыщиком в Нью Йорке. Фриц Бреннер – лучшим поваром и
дворецким, по совместительству. Теодор Хорстман – лучшим знатоком орхидей, а я, – Арчи Гудвин лучшей стенографисткой. Словом, местечко было
прелюбопытное.
Ну, а нынешнее сборище обладало еще и специфической сенсационностью. В прошлый вторник был убит Зигмунд Кейс, выдающийся дизайнер современности.
Я прочитал об этом в газетах и услышал в частных беседах от своего друга и врага сержанта Пэрли Стеббинса из отдела по расследованию тяжких
преступлений.
Под профессиональным углом зрения история эта казалась полным абсурдом.