Во многом уже виноватая. Мы не позволили бы себе неделикатности даже по отношению к крошечной землеройке, но здесь… – он кивнул в сторону рыжих островов, и незавершенная фраза, повисшая в воздухе, была красноречивей всяких слов.
– Мы вообще очень деликатные люди, – проговорил Ага, явно настраиваясь на эпический лад, – вы разве этого не заметили, Барб?
Он перекатился с живота на спину, чтобы освободить руки для жестикуляции:
– И мы всегда были деликатны. С пеленок. И вот с такими землеройками. И вот с этакими колибрями. И во‑от с такусенькими головастиками… светло‑зелеными, если мне не изменяет память, а, Георгий Юрьевич?
Варвара даже зажмурилась, ожидая взрыва командорского гнева, но Гюрг в ответ только засмеялся, тихо и счастливо, как бывает в тех случаях, когда припоминается милое безоблачное детство:
– Память твоя, Яшка, тебя погубит… Это было разрешение на текущие тридцать минут чувствовать себя как бы в отпуске. Ага все понял правильно.
– Так вот, Варенька, прилетаем мы на Камшилку, никакой тогда стратегической разведки не было и в помине, а порскали по Галактике такие трехместные прыгуны‑подпространственники, сейчас уж их списали. Всех забот – куда можно сесть, там всевозможные пробы снимать.
– Информационные сливки, – вставил Гюрг.
– Это точно. Так вот, на одном таком прыгуне командором был достославный Реджинальд Бруст…
– Жутко звучит, – поежилась Варвара, – почти Реджинальд фрон де Беф.
– Не знаком, – развел руками Ага. – Ну, а команда – ваши покорные… Камшилка, надо сказать, к себе располагала с первого взгляда, потому как атмосфера у нее прямо пузырилась от кислорода, да и вся она состояла из сплошных берегов, как кружева – из дырок. Флора была налицо, фауна подразумевалась. Но хотелось сапиенсов.
– Ну, постройки‑то мы углядели еще с орбиты, – заметил Гюрг. – Четко распланированные поселки, все сплошь на побережье, каждая улица соединена каналом с лагуной. Домики глиняные; как потом выяснилось, совершенно пустые…
– Вы его не слушайте, Варенька, наш командор вне служебных обязанностей – совершеннейшая зануда… Так вот. Ничего разумного на суше мы не обнаружили, и я решил для очистки совести глянуть на дно. Теплынь там необыкновенная, плывешь сто метров, двести, триста – а под тобой все песочек и по горлышко, ну прямо лягушатник, – расписывал Ага, забыв про все форафилы.
– Там сейчас детский курорт, – вставил Норд.
– А кто детишек пасет, знаешь? А, то‑то же. Но тогда меня страшно раздражали головастики – никакой живности в воде, только они, толкутся вокруг, мельтешат. У меня были пакеты для проб, вот я и набрал в него на всякий случай немного воды вместе с одним экземпляром. Вылез на берег, благо кораблик наш тут же, на песчаной косе, и чтобы не очень задерживать работы…
– Слушайте его больше, Барб, так он и заботился о темпах работ. Лентяем был, лентяем и остался. Ласты не снимал, так и трюхал по берегу, а до корабля добирался – и головой нырял прямо в аварийный люк, потому как до кают‑компании, где у нас была развернута лаборатория, от него рукой подать.
– Для вас же старался, бока обдирал! – не стерпел Агенобарб.
– И когда из люка вылезал, обязательно воду проливал, – командор был педантичен и безжалостен. – Такое болото в кают‑компании развел!
– Положим, я в тот раз еще из аварийного люка не выполз, а мешок тебе передал, забыл? Ты головастика достал, на стеклышко положил да как заорешь!
– Да уж, какой только нечисти мы не насмотрелись на дальних планетах, и в микроскоп, и так, один к одному…
– Вот‑вот, в микроскоп глядючи, ты и вылил всю воду на пол, собственноручно! – уел‑таки командора Ага.
– Ну, а… – не выдержала Варвара.
– Под микроскопом? – отозвался Гюрг. – Ах да, под микроскопом… Дело в том, что на предметном стеклышке сидела прелестная светло‑зеленая сирена ростом много меньше Дюймовочки. Уклеечный хвостик под себя подвернула и, как положено микро‑Лорелее, занимается своей прической.
– Знаешь, – перебил его Ага, – все‑таки справедливее было бы назвать ее моим именем – «сирена Новикова…».
– Яша, не гонись за славой, в моем отряде она тебя сама найдет. Тогда, если ты помнишь, нас больше занимало, как бы это диво не отдало концы у нас на суше.
– Неужели на камбузе не нашлось ничего похожего на аквариум? – Варвара даже ладошками всплеснула от негодования.
– До камбуза надо было еще добраться, мы для скорости опять ввинтились в аварийный люк, и туда это сошло гладко, а вот когда обратно лезли с какой‑то пластмассовой супницей – вы понимаете, Барб, что на корабле стеклянная посуда не приживается, она вообще противопоказана космическим маневрам, – то Яшка, естественно, застрял, половину воды пролил, и пока я его пропихивал – прошло не меньше четверти часа.
– Удрала? – с неожиданной надеждой спросила девушка.
– Ну, куда же ей деться, когда мы своими бренными телами люк перекрывали… Все было хуже. Потому что на краю стола лежала вторая сирена, гораздо крупнее – от изумрудных ресниц до кончика хвоста было чуть меньше метра. Тут Яша как заверещит восторженно: «Ах, молодчина, вот это мамаша – к нам на корабль приползла за своим маленьким!»
– Чтобы быть точным, – отпарировал Ага, – то ты сам первый крикнул: «Не раздави маленького!» Да и как не напугаться: сидит наша русалочка на столе, кудри свесила, микроскоп валяется на полу, а она так скорбно рассматривает лужицу на столе, словно ищет кого‑то.
– Тут и мы – на четвереньки, лбами сшибаемся, по лужам шлепаем, а у самих – ледяные мурашки по всей спине, потому как маленького нет нигде… Все обыскали!
– И тогда у будущего командора, ‑подхватил Ага, ‑зародилось страшное подозрение…
– А ваш‑то командор где был? Реджинальд Вурст?
– Бруст. В машинном отсеке. Мы его кликнули сразу же, но пока активную робу снимешь, пока отмоешься… Надо было справляться своими силами. А тут еще Гюрг аж побелел – не иначе, говорит, как эта зеленая дура свою малышку жабьим пузом придавила. Давай, говорит, ее в койку…
– Точно, а ты стоишь и трясешься – укусит.
– Что, такой хищный вид был?
– Какое там! Валялась, как сфинкс, в иллюминатор глазела. Я, естественно, говорю – пардон, мадам, вынужден переместить вас в связи с необходимостью осмотра занимаемой вами площади… А мадам и не поднять. Под сотню килограммов, да и в размерах мы, как я вижу, ошиблись – добрый человеческий рост.
– Не преувеличивай, – сказал Гюрг. – Когда ты ее на койку свалил, в ней метра полтора было, не больше. А потом мы стояли и смотрели на нее, как ошалелые, уже оба догадались, а вслух сказать боимся…
– А потом хвост у нее так покачался, покачался – и шлеп об пол! Я как проснулся: можешь не верить, говорю, но это – одна и та же особь, и она растет! – Ага явно тяготел к монологу.
– Это я тебе сказал, а ты отвечаешь – быть того не может, это ж сапиенс, а не поганка! – командор предпочитал дуэт.
– Ну, кто там насчет сапиенса, а кто насчет поганки – это не важно, а главное то, что ты вдруг как заорешь: «Яшка, она ж теперь обратно в люк не пролезет!!!»
– И ты бы заорал, если бы первый до этого додумался.