Сон должен утолить его душевные муки и облегчить телесные страдания.
Подойдя к небольшой странной кровати, он лег и тотчас же уснул...
Волей-неволей пришлось подробно ознакомиться со своим помещением, так как заключение длилось целых три дня. В течение этого времени никто,
кроме Говарда, не заходил в его тюрьму. Загадочность его положения превосходила загадочность его пробуждения. Казалось, он только затем и
очнулся от своего необыкновенного сна, чтобы попасть в это таинственное заключение.
Говард регулярно посещал его и приносил подкрепляющие и питательные напитки и какую-то легкую и вкусную пищу. Входя, он всякий раз запирал
за собой дверь. Держался он очень предупредительно и любезно, но Грэхэм не мог ничего узнать о том, что происходит там, за этими безмолвными
стенами.
Говард весьма вежливо, но решительно избегал всяких разговоров о положении дел в городе.
За эти три дня Грэхэм многое передумал. Он сопоставлял все, что ему удалось видеть, с тем фактом, что его стараются держать взаперти. Он
строил всевозможные предположения и начал понемногу догадываться.
Благодаря этому вынужденному уединению он смог потом осмыслить все, что с ним произошло. Когда наконец наступил момент освобождения, Грэхэм
был уже к нему подготовлен... Поведение Говарда доказывало, что он, Грэхэм, действительно значительная персона. Казалось, всякий раз вместе с
Говардом в раскрытую дверь врывается веяние каких-то важных событий. Вопросы Грэхэма делались все определеннее и точнее, так что поставленному в
тупик Говарду оставалось лишь протестовать. Он повторял, что пробуждение Грэхэма застало их врасплох и к тому же совпало с беспорядками.
- Чтобы объяснить это вам, я должен рассказать историю за полтора гросса лет, - возражал Говард.
- Очевидно, - сказал Грэхэм, - вы боитесь, что я могу что-то сделать. Я являюсь как бы посредником или по крайней мере могу быть таковым.
- Вовсе нет, но, - думаю, я могу вам это сказать, - ваше богатство, которое непомерно возросло за это время, может позволить вам вмешаться
в события. А кроме того, ваши взгляды человека восемнадцатого столетия...
- Девятнадцатого, - поправил Грэхэм.
- Вы человек старого мира и совершенно несведущи в нашем государственном устройстве.
- Разве я такой невежда?
- Отнюдь нет.
- Разве похож я на человека, способного действовать опрометчиво?
- Никто не ожидал, что вы можете действовать. Никто не верил в ваше пробуждение. Никто даже не мечтал о вашем пробуждении. Совет поставил
вас в антисептические условия. Ведь мы были уверены, что вы давно уже мертвы, что тление только остановлено. А вы между тем... но нет, это
чересчур сложно. Мы не можем так скоро... вы еще не оправились после пробуждения.
- Нет, это не то, - сказал Грэхэм. - Положим, это так, но почему же меня не насыщают день и ночь знаниями, мудростью ваших дней, чтобы
подготовить меня к моей ответственной роли? Разве я знаю теперь больше, чем два дня назад, если с тех пор, как я проснулся, действительно прошло
два дня?
Говард поджал губы.
- Я начинаю понимать, я с каждым часом все глубже проникаю в тайну, носителем которой являетесь вы. Чем занят ваш Совет, или комитет, или
как его там зовут? Стряпает отчет о моем состоянии? Так, что ли?
- Такое выражение недоверия.
.. - начал Говард.
- Ого! - перебил Грэхэм. - Лучше запомните мои слова: плохо будет тем, кто держит меня здесь, плохо будет! Теперь я совсем ожил. Будьте
уверены, я окончательно ожил. С каждым днем мой пульс делается все более четким, а мозг работает все энергичнее. Я не хочу больше покоя! Я
вернулся к жизни.
Я хочу жить.
- Жить!
Лицо Говарда озарилось какой-то мыслью. Он ближе подошел к Грэхэму и заговорил конфиденциальным тоном:
- Совет заключил вас сюда для вашего же блага. Вы скучаете. Вполне естественно - такой энергичный человек! Вам надоело здесь. Но мы готовы
удовлетворить любое ваше желание, малейшее ваше желание. Что вам угодно?
Быть может, общество?
Он многозначительно замолчал.
- Да, - произнес Грэхэм задумчиво, - именно общество.
- А! Так вот что! Поистине мы невнимательно отнеслись к вашим нуждам.
- Общество тех людей, что наполняют ваши улицы.
- Вот как! - сказал Говард. - Сожалею... но...
Грэхэм начал шагать по комнате. Говард стоял у двери, наблюдая за ним.
Намеки Говарда показались Грэхэму не совсем ясными. Общество? Допустим, он примет предложение, потребует себе общество. Но может ли он
узнать от своего собеседника хоть что-нибудь о той борьбе, которая началась на улицах города к моменту его пробуждения? Он задумался. Внезапно
он уразумел намек и повернулся к Говарду.
- Что вы подразумеваете под словом "общество"?
Говард поднял глаза вверх и пожал плечами.
- Общество себе подобных, - ответил он, и улыбка пробежала по его каменному лицу. - У нас более свободные взгляды на этот счет, чем были в
ваше время. Если мужчина желает развлечься и ищет женского общества, мы не считаем это зазорным. Мы свободны от таких предрассудков. В нашем
городе есть класс людей, весьма необходимый класс, никем не презираемый, скромный...
Грэхэм молча слушал.
- Это развлечет вас, - продолжал Говард. - Мне следовало бы об этом подумать раньше, но тут были такие события... - Он указал рукой на
улицу.
Грэхэм молчал. На мгновение перед ним возник соблазнительный образ женщины, созданный его воображением. Затем он возмутился.
- Нет! - воскликнул он и принялся бегать по комнате. - Все, что вы говорите, все, что вы делаете, убеждает меня, что я причастен к каким-то
великим событиям. Я вовсе не хочу развлекаться. Желания, чувственность - это смерть! Угасание! Я это знаю. В моей предыдущей жизни, перед тем
как заснуть, я достаточно потрудился для уяснения этой печальной истины. Я не хочу начинать снова. Там город, народ... А я сижу тут, как кролик
в мешке.
Он чувствовал такой прилив гнева, что задыхался. Сжав кулаки, он потрясал ими в воздухе. Потом разразился архаическими проклятиями. Его
жесты стали угрожающими.
- Я не знаю, к какой принадлежите вы партии. Я нахожусь в потемках, и вы не хотите вывести меня на свет. Но я знаю одно: меня заключили
сюда с каким-то дурным умыслом. С недобрым умыслом. Но, предупреждаю вас, предупреждаю вас, что вы понесете ответственность. Когда я получу
власть...
Он спохватился, сообразив, что такая угроза может быть опасной для него самого, и замолчал.