Все трое начали перешептываться.
- Пять, шесть? - спросил он слабым голосом. - Больше?
- Гораздо больше.
- Больше?
- Больше.
Он смотрел на них и ждал ответа. Мускулы его лица передернулись.
- Вы проспали много лет, - произнес наконец человек с рыжей бородой.
Грэхэм с усилием приподнялся и сел, затем быстро вытер слезы исхудалой рукой.
- Много лет? - повторил он.
Он зажмурил глаза, потом снова открыл их и, оглядываясь вокруг, спросил:
- Сколько же именно?
- Приготовьтесь услышать известие, которое удивит вас.
- Хорошо.
- Более гросса лет.
Его поразило странное слово.
- Больше чего?
Двое незнакомцев быстро заговорили между собой. Он уловил только слово "десятичный".
- Сколько лет сказали вы? - настаивал Грэхэм. - Сколько? Да не смотрите же так! Отвечайте!
Из их разговора он уловил три слова: "более двух столетий".
- Что? - вскричал он, оборачиваясь к юноше, который, как ему показалось, произнес эти слова. - Как вы сказали? Два столетия!
- Да, - подтвердил рыжебородый. - Двести лет.
Грэхэм повторил эти слова. Он приготовился ко всему, но никак не ожидал такого ответа.
- Двести лет! - повторил он с ужасом, казалось, перед ним разверзлась пропасть. - О, но ведь тогда...
Ему ничего не ответили.
- Так вы сказали...
- Да, двести лет. Два столетия, - повторил рыжебородый.
Опять молчание. Грэхэм посмотрел им в глаза и по выражению их лиц понял, что они не обманывают его.
- Не может быть! - воскликнул он жалобно. - Мне это снится. Летаргия...
Летаргия не может так долго длиться. Это не правда... Вы издеваетесь надо мной! Скажите... ведь прошло всего несколько дней, как я шел
вдоль морского берега в Корнуэлле...
Голос его оборвался.
Человек с русой бородой, казалось, был в нерешительности.
- Я не очень силен в истории, сир, - произнес он неохотно и посмотрел на остальных.
- Вы правы, сир, - сказал младший. - Боскасль находится в прежнем герцогстве Корнуэлльском, к юго-западу от лугов. Там и теперь еще стоит
дом. Я был там.
- Боскасль! - Грэхэм повернулся к юноше. - Да, Боскасль! Боскасль. Я заснул где-то там. Точно я не могу припомнить. Точно не могу
припомнить. - Он схватился за голову и прошептал:
- Более двухсот лет! - Сердце его упало. Лицо передернулось. - Но если это так, если я проспал двести лет, то все, кого я знал, кого я
видел, с кем говорил, все умерли.
Все трое молчали.
- И королева и королевская семья, министры, духовенство и правительство. Знать и простонародье, богатые и бедные, все, все...
Существует ли еще Англия? Существует ли Лондон? Мы ведь в Лондоне, да? А вы - мои хранители-опекуны? Опекуны? А эти? А? Тоже охраняют меня?
- Привстав, он глядел на них широко открытыми глазами. - Но зачем я здесь?
Впрочем, нет! Не говорите.
- Но зачем я здесь?
Впрочем, нет! Не говорите. Лучше молчите. Дайте мне...
Он сидел молча, протирая глаза. Ему подали второй стакан розоватой жидкости. Выпив, Грэхэм почувствовал себя бодрее. Он разрыдался, и слезы
принесли ему облегчение.
Взглянув на их лица, он вдруг засмеялся сквозь слезы почти безумным смехом.
- Две-сти лет, две-сти лет! - повторял он.
Лицо его исказила истерическая гримаса, и он снова закрыл глаза руками.
Потом он успокоился. Руки его бессильно повисли. Он сидел почти в той же позе, как при встрече с Избистером у пентаргенских скал. Вдруг его
внимание было привлечено чьим-то громким, властным голосом и звуком приближающихся шагов.
- Что вы тут делаете? Почему меня не уведомили? Ведь вам было приказано! Виноватый будет отвечать. Ему нужен покой. Закрыты ли у вас двери?
Все до последней? Ему нужен абсолютный покой. С ним нельзя разговаривать. Говорили ему что-нибудь?
Человек с русой бородой что-то ответил. Грэхэм, глядя через плечо, увидел приближающегося мужчину небольшого роста, толстого, безбородого,
с орлиным носом, с бычьей шеей и тяжелым подбородком. Густые черные брови, почти сходящиеся на переносье, щетинились над глубоко посаженными
серыми глазами и придавали лицу мрачное, зловещее выражение. На мгновение он нахмурил брови, глядя на Грэхэма, но сейчас же отвел взгляд и,
обратившись к человеку с русой бородой, раздраженно сказал:
- Пусть удалятся.
- Удалятся? - спросил рыжебородый.
- Конечно. Но, смотрите, закройте двери.
Двое незнакомцев повиновались и, взглянув в последний раз на Грэхэма, повернулись уходить, но, вместо того чтобы выйти под арку,
направились к противоположной стене. Затем произошло нечто странное: часть, по-видимому, совершенно глухой стены с треском раздвинулась и,
свиваясь наподобие жалюзи, поднялась вверх и опустилась за ушедшими. Грэхэм остался наедине с новоприбывшим и с русобородым человеком в
пурпуровом одеянии.
Некоторое время толстяк не обращал на Грэхэма ни малейшего внимания, он расспрашивал русобородого, который был, очевидно, его подчиненным;
казалось, он требовал отчета в каком-то поручении. Говорил он очень отчетливо, но смысл его слов остался для Грэхэма неясен. Очевидно,
пробуждение Грэхэма вызывало в нем не удивление, а скорее досаду и тревогу. Заметно было, что он глубоко взволнован.
- Вы не должны смущать его подобными рассказами, - несколько раз повторял он. - Не надо смущать его.
Получив ответы на все свои вопросы, он быстро обернулся и, с любопытством взглянув на Грэхэма, спросил:
- Вас это удивляет?
- Очень!
- Все окружающее кажется вам странным?
- Надо привыкать. Ведь мне, вероятно, придется жить.
- Думаю, что так.
- Прежде всего не дадите ли вы мне какую-нибудь одежду?
- Сейчас, - сказал толстяк, и русобородый, поймав его взгляд, тут же удалился. - Сейчас получите одежду.
- Правда ли, что я проспал двести лет? - спросил Грэхэм.
- Они уже успели разболтать вам об этом? Двести три года - это будет точнее.
Грэхэм поднял брови и стиснул зубы, стараясь примириться с неоспоримым фактом.