Ее пушистые уши задвигались из стороны в сторону, как антенны локатора. Спустя некоторое время и я услышал шорох в лесной чаще. На опушке появилось десятка два коров.Потом показался и знакомый пастух.Коровы прошли к озеру пить. Пастух направился к нам.Машка нервно запереступала ногами.- Машка! - сказал я.Она с шумом вздохнула, отошла в сторону, в кусты, сорвала веточку и зажевала, сердито потряхивая головой.Пастух присел рядом со мной. Покосился на Машку. Она повернулась к нему задом. Мне захотелось, чтобы она отошла подальше, на всякий случай, но я не стал говорить с ней при пастухе.- Пасете, значит? - спросил пастух.Я поинтересовался, как здоровье быка. Пастух ответил, что быку плохо.- Подохнуть, правда, не подохнет, только поболеет долго. Чуток ему жилу не перервала. Скажи на милость, какая окаянная коровенка.Я взглянул в сторону Машки. Уши ее были развёрнуты в нашу сторону, разумеется, она слышала все, что мы говорили.Надо было переменить тему, но я не мог сообразить, как это сделать.- Ловко она его,-продолжал пастух,-я и глазом повести не успел. Я ее кнутом, а она на меня. Рога-то у нее он какие. Прижала меня возле поскотины. Хорошо, Митрохины на покос шли, видят - такое дело. Так, поверить, кое-как управились. Как есть бешеная. В район ее нужно отправить.- Что ей делать в районе?- А там сейчас выбраковка идет. На мясо, значит.- На мясо?Я перестал следить за Машкой.- На мясо,- подтвердил пастух.- А чего ж, корова она сочная, опричь шкуры и требухи, центнера три будет...Пастух говорил прямо, не выбирая выражений, и попять его было нетрудно. Машка поняла его тоже...Я успел вскочить, кинулся навстречу Машке, но запнулся за колодину и упал. И это спасло пастуха. Машка, побоявшись на меня наступить, остановилась.- Бегите! - крикнул я.На счастье пастуха, до леса было близко, он нырнул в кусты, Машка запуталась в чаще и отстала. Тут я догнал ее и обхватил за шею.Машка больно наступила мне копытом на ногу и остановилась.Дыхание ее было обжигающе горячим, крутые бока тяжело раздувались и опадали, удары сердца гулко отдавались в моих руках.- Машка, глупая...- говорил я, с трудом переводя дух.- Что ты делаешь, разве так можно?Машка осторожно, но настойчиво высвободилась из моих рук. Постояла немного, опустив голову, потом пошла в лес, той же дорогой, которой мы пришли сюда. Она шла вначале медленно, потом все быстрее и быстрее, и не оборачивалась, очевидно, ей уже было все равно: иду я следом или нет.Она шла напрямик, раздвигая кусты, и вышла точно к разобранной загородке. Опять пролезла через узкий проход среди жердей и опять оцарапалась о сучок. Возле крыльца остановилась, потянула носом и, убедившись, что Ненашева нет дома, толкнула рогами дверь своего сарайчика.Она так и не оглянулась на меня.Беготня и волнения дня не прошли даром, у меня опять разболелась голова. Я лег в постель.Липа забеспокоилась, начала отпаивать меня чаем с малиной. Я не отказывался, чтобы не обижать ее - да и хуже от малины стать не могло,- но попутно проглотил несколько таблеток, прописанных мне специально для таких случаев.Я лежал с закрытыми глазами, и головная боль накатывалась на меня волнами, как морской прибой.Наконец - подействовала малина или порошки, а может, все прошло само по себе,- волны стали накатываться все реже и реже, и я уснул.Меня разбудил густой мужской голос, я узнал его - к Липе приехал с кордона ее муж. Она что-то сказала ему, вероятно, про меня, так как он стал говорить шепотом. Но и шепот его пробивал тонкую перегородку насквозь, я слышал каждое его слово.- А я тебе о чем толковал, - гудел он, стуча ложкой по тарелке,ненашевская коровка давно у меня на примете. Сразу она мне не понравилась, не коровье у нее было поведение...
Наметанный на зверя глаз охотника-лесника раньше всех разглядел странности Машки. Возможно, он меньше других удивился бы, узнав всю, такую, необычную правду о причинах ее "не коровьего поведения".Я услышал, как стукнули его сапоги, сброшенные возле кровати.Потом все затихло.Проснулся я, как будто меня кто-то толкнул.Как обычно, в окно заглядывала луна, на полу лежал светлый лунный квадратик. Я уловил отдаленные тревожные голоса и глухой непонятный не то рев, не то крик. Он не походил ни на что, слышанное мною; спросонок я не мог сообразить, что это такое.Хозяева мои тоже проснулись, хлопнула входная дверь. Наконец сонная заторможенность покинула мой мозг, и я тут же вскочил с постели.Это же кричала Машка!Я был в пижаме, мне оставалось только надеть ботинки.Липа в одной рубашке стояла у окна, высунувшись в него по пояс. Лесника не было в комнате. Я выскочил на улицу и увидел его уже бегущего, со старой двустволкой в руках. "Зачем ему ружье?"- подумал я на бегу, потом опять услыхал дикий рев Машки и тяжелые глухие удары, как будто кто-то колотил по забору топором.Лаяли собаки. Хлопали двери. На улицу выскакивали встревоженные полуодетые люди и бежали вслед за нами и впереди нас.Окна ненашевского домишка были темны. Ворота дрожали под ударами.Чья-то светлая фигура поднялась с земли, сделала несколько шатких шагов нам навстречу. Это была Санечка. Я подхватил ее на руки. Она отталкивала меня, показывала в сторону калитки, что-то пыталась сказать. Нервная спазма перехватила ей горло, она не могла произнести слова, а только беззвучно открывала и закрывала рот. Платье ее прилипало к моим рукам это была кровь.Я подумал, что это не ее кровь, иначе Санечка не смогла бы выбраться за ограду и захлопнуть калитку.Машка перестала реветь. За оградой наступила тишина. Я решил, что все закончилось. Люди подошли к забору, кто-то осторожно заглянул в ограду.О намерении Машки догадался тот же лесник.- Отойди, Роман! - крикнул он кому-то.- Отойди от калитки, говорю!Внезапно раздался грохот.Должно быть, Машка ударила в калитку с разбега.Обломки досок разлетелись в стороны. Люди кинулись врассыпную. Машка по инерции проскочила через пролом и остановилась на улице.Освещенная луной, она стояла прямо перед нами, покачивая головой, ошеломленная силой удара. Один рог ее был сломан и висел, по белой морде тянулись темные полосы.Санечка крикнула хрипло. Вырвалась из моих рук и упала на дорогу.Машка двинулась на крик.Я шагнул навстречу, убежденный, что она не бросится на меня. Лесник вскинул двустволку, и остановить его я не успел.Одновременно с грохотом выстрела голова Машки резко дернулась вбок. Машка еще стояла, но все уже было кончено для нее. Вот колени ее дрогнули, подломились разом, и она рухнула на землю, почти коснувшись мордой моих ног.Пыль тут же осела. Я наклонился. Глаза Машки медленно гасли.- Н-н...- хотела она что-то сказать.И не смогла.Лесник стрелять умел. Так ведь я же говорил, кажется, что он работал егерем...Ненашева подняли возле крыльца.Он уже не дышал.Как потом показала судебная экспертиза, рог Машки пробил грудную клетку и коснулся сердца. Вероятно, Ненашев даже и не успел понять, что умирает, и умер.Его занесли в комнату, положили на лежанку, зажгли свет. Смотреть на его лицо было жутко. Кто-то накрыл его белым халатом. Люди приходили и уходили. Женщины, боясь войти в комнату, толпились на крыльце, заглядывая в дверь, ахали. Мой лесник-егерь взял на себя обязанности милиционера, выдворил всех из комнаты и прикрыл дверь.Я остался.У меня здесь были еще дела. Я осмотрел комнату, заглянул в шкаф, под кровать, но не увидел того, что искал. Тогда я вышел во двор.Было светло от луны.