Драгоценности по праву принадлежат
только ей, и если бы я забрал их у нее, то, ей-богу, я проявил бы такое бессердечие, что через каких-нибудь пару недель старый грешник
непременно вышел бы из могилы и не давал бы мне покоя до конца моих дней. Что же до того, являются ли эти драгоценности фамильными, то их,
несомненно, нельзя считать таковыми, поскольку среди них нет ни одного предмета, который был бы упомянут в завещании или ином юридическом
документе, и об их существовании до сих пор не было известно. Уверяю вас, у меня на них столько же прав, сколько, например, у вашего дворецкого,
и я не сомневаюсь, что, когда мисс Вирджиния станет взрослой, она с удовольствием их будет носить. К тому же вы забываете, мистер Оутис, что
купили замок вместе с мебелью и привидением, а стало быть, все, что принадлежало привидению, автоматически стало вашей собственностью – ведь,
хотя сэр Саймон и проявлял по ночам некоторую активность в коридорах замка, с точки зрения закона он считается мертвым, а значит, покупая
поместье, вы приобрели также и всю его личную собственность.
Мистера Оутиса немало огорчил отказ лорда Кентервиля принять драгоценности, и он просил его изменить свое решение, но благородный пэр был тверд
и в конце концов уговорил посланника позволить дочери оставить подарок, сделанный ей привидением. Когда весной 1890 года молодую герцогиню
Чеширскую представляли по случаю ее бракосочетания самой короле-ве в дворцовых парадных покоях, ее драгоценности вызвали всеобщее восхищение.
Да, да, гер-цогиня Чеширская это и есть наша маленькая Вирджиния, ибо она, выйдя замуж за своего юного поклонника, едва он достиг
совершеннолетия, стала герцогиней и получила герцогскую корону – награду, которую получают за образцовое поведение все американские девочки.
Вирджиния и юный герцог были так очаровательны и так влюблены друг в друга, что их союз привел в вос-торг всех, за исключением старой маркизы
Дамблтон (которая пыталась пристроить за герцога одну из своих семи незамужних дочерей и дала с этой целью целых три дорогих званых обеда), а
также, как ни странно, самого мистера Оутиса. При всей своей личной привязанности к молодому герцогу, он теоретически был против титулов и, если
привести его собственные слова, «опасался, как бы из-за расслабляющего влияния приверженной наслаждениям аристократии не были бы забыты
незыблемые принципы республиканской простоты». Но в конце концов его удалось убедить в безосновательности его опасений, и когда он вел свою дочь
к алтарю церкви святого Георгия, что на Гановер-сквер, то, мне кажется, вряд ли во всей Англии можно было бы сыскать человека счастливее его.
По окончании медового месяца герцог и герцогиня отправились в Кентервильский замок и на второй день пребывания там посетили заброшенное кладбище
близ соснового бора. Им долго не удавалось придумать эпитафию для надгробия сэра Саймона, и в конце концов они решили ограничиться инициалами
старого джентльмена, а также стихами, начертанными на окне библиотеки. Герцогиня принесла с собой свежие розы и усыпала ими могилу. Немного
постояв над местом вечного упокоения Кентервильского привидения, они направились к полуразрушенной церквушке старого аббатства. Герцогиня
присела на упавшую колонну, а ее молодой супруг расположился у ее ног. Он курил и молча любовался ее прекрасными глазами. Вдруг, выбросив
недокуренную сигарету, он взял ее за руку и сказал:
– Вирджиния, у жены не должно быть секретов от мужа.
– У меня нет от тебя секретов, дорогой Сесил.
– А вот и есть, – ответил он улыбаясь. – Ты ведь никогда не рассказывала мне, что случи-лось, когда вы заперлись вдвоем с привидением.
– А вот и есть, – ответил он улыбаясь. – Ты ведь никогда не рассказывала мне, что случи-лось, когда вы заперлись вдвоем с привидением.
– Я никому этого не рассказывала, Сесил, – сказала Вирджиния, посерьезнев.
– Знаю, но мне ты могла бы рассказать.
– Ну пожалуйста, Сесил, не надо меня просить, я не могу этого рассказывать. Бедный сэр Саймон! Я стольким ему обязана! Не смейся, Сесил, это
действительно так. Он открыл для меня, что такое Жизнь и что такое Смерть, а главное – почему Любовь сильнее Жизни и Смерти.
Герцог встал и нежно поцеловал жену.
– Что ж, пусть эта тайна будет твоей, лишь бы твое сердце было моим, – прошептал он ей на ухо.
– Оно всегда было твоим, Сесил.
– Но ведь нашим детям ты расскажешь когда-нибудь?
Вирджиния покраснела.