Оркестры, правда, хорошо звучали. Теперь же мне
нравилось почти все, не нравилось только, когда отец мурлычет "Доченька, ты приустала за день" для создания чувствительно-родительской атмосферы.
"Без возврата" было не под настроение, и я повертела ручку, отыскала "Собою хороша" - вот мой сорт поэзии. Мы поднялись на гребень взгорья;
я оглянусь - воздух был так чист, что различим был каждый листик на Закатной горе, в двух милях от нас. Иногда так поразит это тебя - просто
воздух, вольный, незамутненный воздух.
- "Собою хороша, душой мила-а", - запела я.
- Когда будете петь Стару, - сказал Уайли, - вставьте куплет о том, какой из меня получится хороший помощник продюсера.
- О нет, моя песня будет исключительно о нас с ним, - ответила я. - Он взглянет на меня и подумает: "А ведь я смотрел на нее раньше, не
видя..."
- Эта строчка прошлогодняя, мы ее теперь вычеркиваем, - сказал Уайли.
- Потом назовет меня "Сеси", как назвал в вечер землетрясения. Скажет, что и не заметил, как я расцвела.
- А вам останется только стоять и таять.
- А я буду стоять и цвести. Он поцелует меня, как целуют ребенка, и...
- Но все это уже есть у меня в разработке, - пожаловался Уайли. - И завтра я кладу ее Стару на стол.
- ... и сядет, спрячет лицо в ладони, проговорит, что никогда не думал обо мне как о женщине.
- А-а, успел, значит, ребеночек прижаться во время поцелуя!
- Я же сказала, что стою и цвету. Сколько раз надо повторять: цве-ту.
- Ваш сценарий начинает отдавать дерюгой, - сказал Уайли. - Не пора ли закруглиться? Мне предстоит сейчас работа.
- Потом скажет, что это было нам с ним предназначено.
- Что значит дочь кинопромышленника! Вся в папашу. Халтура в крови.
Брр! - Он деланно поежился. - Не дай бог получить в вены порцию такой крови.
- Потом скажет...
- Его роль наперед вся известна. Меня больше интересуют ваши реплики.
- И тут кто-то войдет, - продолжала я.
- И вы быстренько вскочите с кушетки, оправляя юбку.
- Сейчас выйду из машины и пешком вернусь домой!
Мы въехали в Беверли-Хиллс; все вокруг хорошело от высоких гавайских сосен. Голливуд четко разделен на жилые зоны согласно принципу "По
одежке протягивай ножки", - здесь вот обитают главы студий, режиссеры, там вон техперсонал в одноэтажных бунгало, и так далее вплоть до
статистов. Мы проезжали "руководящую" зону - затейливый архитектурный марципан, и с утра сегодня он выглядел красиво, хотя в самом закоптелом
виргинском или нью-гэмшцирском поселке больше романтики.
"А вдруг он стал другой, - пело радио, - твой милый, дорогой?"
Терзалось сердце, и дым попал в глаза, и все такое, но я тем не менее считала, что хоть половинный, а шанс у меня есть. Войду в кабинет и
решительно устремлюсь к нему, точно сейчас вот с ног собью или поцелую в губы - а в полушаге от него остановлюсь и скажу "Привет!", так
трогательно обуздав себя.
Так я и вошла - но, конечно, получилось не по-моему. Стар своими темными красивыми глазищами взглянул мне прямо в глаза и, я уверена, прямо
в мысли - и при этом без малейшего смущения.
Стар своими темными красивыми глазищами взглянул мне прямо в глаза и, я уверена, прямо
в мысли - и при этом без малейшего смущения. Я стала перед ним, стою, стою, а он только дернул уголком рта и сунул руки в карманы.
- Пойдете со мной вечером на бал? - спросила я.
- А где это?
- В "Амбассадоре" - бал сценаристов.
- Ах, да. - Он подумал. - С вами не смогу. Попозже загляну, может быть.
У нас сегодня просмотр в Глендейле.
Мечтаешь, планируешь, а как все потом по-другому выходит! Он сел, и я тоже подсела к столу, примостила голову среди телефонов, как рабочую
принадлежность, взглянула на Стара - и получила в ответ взгляд его темных глаз, такой добрый и совсем не тот. Не чувствуют мужчины, когда девушка
сама дается в руки. Только и вызвала у него что вопрос:
- Почему не выходите замуж, Сесилия? Сейчас опять заговорит о Робби, будет нас сосватывать.
- А чем я могу заинтересовать интересного человека? - спросила я в ответ.
- Скажите ему, что любите его.
- Значит, самой добиваться взаимности?
- Да, - сказал он с улыбкой.
- Не знаю... Насильно мила не будешь.
- Да я бы сам женился на вас, - неожиданно сказал он. - Мне чертовски одиноко. Но слишком я старый, усталый и ни на что уже не в силах
отважиться.
Я обошла стол, шагнула к нему.
- Отважьтесь на меня.
Он взглянул удивленно, только тут поняв, до какой жуткой степени у меня это всерьез.
- Ох, нет, - сказал он почти жалобно. - Кино - вот моя жена теперь. У меня мало остается времени. - И тут же поправился:
- То есть совсем не осталось.
- Я вам не нравлюсь, Монро.
- Нравитесь, - сказал он и произнес те самые, вымечтанные мной слова, да только по-другому. - Но я никогда не думал о вас как о женщине. Я
ведь вас ребенком знал. Я слышал, вы собираетесь замуж за Уайли Уайта.
- И вам это - все равно?
- Нет, нет. Я хотел предостеречь вас - подождите, пусть он года два продержится без запоев.
- У меня и в мыслях нет выходить за Уайта. Зачем он свернул разговор на Уайли? И тут, как у меня по сценарию, кто-то вошел. Но я догадалась,
что Стар сам нажал скрытую кнопку.
Минуту эту, когда мисс Дулан возникла позади меня со своим блокнотом, я всегда буду считать концом детства. Девочкой боготворишь кого-нибудь
и без конца вырезаешь его снимки из журналов. Именно так боготворила я эти глаза, что, блеснув на тебя тонким пониманием, тут же ускользают,
уходят опять в свои десять тысяч замыслов и планов; это широколобое лицо, стареющее изнутри, так что на нем не морщинь! случайных житейских
тревог и досад, а бледность самоотрешения, печать молчаливой борьбы и нацеленности - или долгой болезни. Для меня этот бледный огонь был красивей
всех румяных загаров со всех океанских пляжей. Стар был моим героем - фотоснимком, вклеенным в девчоночий школьный шкафчик. Так я и сказала Уайли
Уайту, а уж если девушка признается своему "номеру второму" в любви к "номеру первому", - значит, она любит не шутя.
Я ее приметила задолго до того, как Стар явился на бал. Она была не из смазливых, которых в Голливуде пруд пруди, - одна смазливенькая
хороша, а вместе взятые они просто статистки.